Литературные первопроходцы Дальнего Востока. Василий Авченко
Читать онлайн книгу.
офицеров на крайнем востоке России» адмирала Невельского… Первопроходцы нередко сочетали таланты военные, научные и литературные.
Иногда писатели на время превращались в моряков – как Иван Гончаров или Всеволод Крестовский[26].
Порой моряки становились писателями – как Константин Михайлович Станюкович[27], который в 1862 году, будучи гардемарином, столкнулся во Владивостоке, основанном всего два года назад, с тигром: «Утром часов в шесть, когда ещё на дворе было темно, а ветер завывал немилосердно, вбежал к нам в комнату фельдфебель Бородин с криком: “Несчастие, Ваше благородие!”… Оказалось, что ночью тигр перебрался через соломенную крышу скотного двора и заел трёх лошадей, свалив их в кучу».
Инженер и писатель Николай Георгиевич Гарин-Михайловский, автор «Детства Тёмы», в 1898 году вёл в Приморье, Корее и Маньчжурии железнодорожные изыскания, попутно записывая корейские сказки.
Все названные и неназванные авторы так или иначе продолжали и развивать русскую словесность, и осваивать территории, что начали казаки, разведчики, священнослужители, чиновники, купцы, крестьяне, ссыльные… Писатели были здесь нужны не меньше, чем солдаты и пограничники. Литературные Карацупы столбили и стерегли территорию, которая только тогда становилась вполне нашей, когда переплавлялась в слова.
Знаменитую формулировку Аполлона Александровича Григорьева[28], назвавшего Александра Сергеевича Пушкина «нашим всем», можно понимать и так: Пушкин – матрица, содержащая коды всей предшествовавшей и наследующей ему отечественной литературы. Если попытаться выделить из этой ДНК-молекулы главные силовые линии, относящиеся к событиям национальной истории, увидим три большие темы: Петровские реформы, Пугачёвское восстание и освоение дальневосточных земель. Можно сказать, что это главные русские идеи вообще – государственность (вплоть до деспотии), воля (вплоть до бунта) и движение вширь, вовне (вплоть до Америки, полюсов, космоса и океанского дна).
Но если отношение Пушкина к Петру I и Емельяну Пугачёву[29] отражено в целом ряде его поэтических, прозаических и исторических сочинений, то тема «Пушкин и Дальний Восток» остаётся малоисследованной – как по причине периферийности самого Дальнего Востока на карте России и в сознании столичных литературоведов, так и в силу того, что по-настоящему заняться соответствующими вопросами Пушкин не успел. Он лишь наметил восточное направление в нескольких набросках, сделанных в последние недели и даже дни жизни.
Как Первая Камчатская экспедиция Витуса Ионассена Беринга[30], снаряжённая в 1725 году, стала своего рода завещанием Петра I (считавшийся западником, он, как видим, смотрел отнюдь не только в сторону Европы), так и невольным литературным завещанием Пушкина стали его черновики о Камчатке. Не успев добраться до восточных пределов империи, он тем не менее чётко обозначил дальневосточную тропу нашей словесности, которую позже торили и обновляли, дабы она не заросла, литераторы самых разных толков
Всеволод Владимирович Крестовский; 1840–1895.
1843–1903.
1822–1864.
1742–1775.
1681–1741.