Простившись с любезным капитаном и поблагодарив его за плавание, Великий Князь перешел в приготовленную комнату на станции железной дороги, где принял угощение, по восточному обычаю состоявшее из кофе и прохладительных напитков.

      Я забыл сказать, что пристань лежит у самого дебаркадера, а потому мы перешли прямо в вагоны.

      Толпа любопытных осаждала станцию и платформу; кавасы[2], летали во все стороны, отгоняя длинными хлыстами слишком назойливых мальчишек. Меня, больше всего, забавлял один страж общественного спокойствия, из арнаутов, в сильно поношенном, но живописном костюме, грозно вооруженный торчащими за поясом пистолетами и кинжалом.

      Он казался ужасно озабоченным исполнением своего долга; без устали убеждал толпу не толкаться вперед, махал руками, бросался в погоню за более дерзкими ребятишками, шлепая о босую пятку тяжелыми башмаками, и страшно хмурил свои брови, густо нависшие над глазами.

      Большинство собравшегося народа составляли болгары и греки. Турки слишком апатичны, чтобы любопытничать. Были и женщины, но нельзя сказать, чтоб интересные.

      Собственно о Рущуке ничего не могу сообщить, потому что видел его только с парохода, подходя к пристани; город со множеством минаретов лежит на холмах среди садов, окруженный крепостными верками, при которых было пролито много русской крови во время неудавшегося штурма в 1810 году, под начальством графа Каменского, и одержана в следующем году победа Кутузовым над великим визирем Ахмет-беем.

      Вскоре поезд наш тронулся и мы покатили по обработанной волнообразной местности, между черноземных полей, на которых кой-где одиноко стояли невысокие, но густолиственные дубы.

      Станции по всей линии на один покрой: низенькие, чисто выбеленные, с маленькими окнами и зелеными крышами. На некоторых из них встречали Великого Князя болгарское духовенство, улемы, то есть магометанское духовенство и представители соседних местечек. Стоявший на платформе и около поезда народ с виду казался очень бедным; рубашка с открытою грудью, шаровары, широкий пояс вокруг талии, туфли, феска, у некоторых чалма, и все это весьма поношено, вытерто, в заплатках…

      Пассажиров, и в особенности женщин, в нашем поезде было немного. Во втором классе сидел какой-то больной турецкий офицер с двумя женами, да три женщины из свиты Камиль-паши. Не доезжая станции Ишиклы, открылся вид на Балканы,