Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча. Сесил Скотт Форестер
Читать онлайн книгу.
смириться с тем, что волосы редеют и поседели на висках, – в первый раз зрелище розовой кожи в зеркале вызвало у него омерзение, теперь он хотя бы привык. Потом он оглядел двойной ряд молодых лиц за столом, и у него потеплело на сердце. Без сомнения, это новое для него отеческое чувство. Внезапно Хорнблауэр понял, что ему вообще симпатичны люди – не важно, молодые или старые, – и его – хотя бы на время, напомнил осторожный внутренний голос, – отпустило желание запереться и терзать себя в одиночестве.
Он поднял стакан:
– Предлагаю выпить, господа, за трех офицеров, чьи выдающиеся профессиональные качества и ревностное внимание к долгу позволили уничтожить опасного противника.
Буш, Монтгомери и два мичмана тоже подняли стаканы и с жаром выпили. Маунд, Дункан и Фримен с британской стеснительностью потупили глаза. Маунд, застигнутый врасплох, покраснел, как девушка, и смущенно заерзал.
– Вы не ответите, мистер Маунд? – спросил Монтгомери. – Вы старший.
– Это все коммодор, – пробормотал Маунд, по-прежнему глядя в скатерть. – Это все он. Не мы.
– Верно, – подхватил Фримен, встряхивая цыганскими кудрями.
Пора сменить тему, подумал Хорнблауэр, чувствуя, что после всплеска взаимных поздравлений должна наступить неловкая пауза.
– Песню, мистер Фримен, – сказал он. – Мы все наслышаны, что вы замечательно поете.
Хорнблауэр не стал добавлять, что слышал про певческие таланты Фримена от младшего лорда Адмиралтейства, и умолчал, что сам не видит в пении ничего хорошего. Другие люди испытывают странное желание слушать музыку, почему бы не сделать им приятное.
Когда дело дошло до пения, вся стеснительность Фримена куда-то исчезла. Он просто задрал подбородок, открыл рот и запел:
В глубинах Хлоиных очей Сапфир небес, лазурь морей…
Удивительная это вещь – музыка. Фримен явно выполнял некое затейливое и трудное упражнение, он доставлял удовольствие остальным (Хорнблауэр исподволь покосился на других офицеров), но при этом просто пищал и басил на разный манер, произвольно растягивая слова – и какие слова! Тысячный раз в жизни Хорнблауэр попытался вообразить, что другие находят в музыке. Он, как всегда, сказал себе, что это так же невозможно, как слепому вообразить цвет.
Одну лишь Хло-о-ою я люблю!
Фримен умолк, и все в искреннем восхищении замолотили по столу.
– Прекрасная песня и прекрасно спета, – сказал Хорнблауэр.
Монтгомери пытался поймать его взгляд.
– С вашего позволения, сэр, у меня вторая собачья вахта.
Все разом засобирались. Три лейтенанта торопились на свои корабли, Буш хотел обойти палубы, два мичмана с должным сознанием своей ничтожности поспешили поблагодарить за прием и откланяться. Отличный был обед, думал Хорнблауэр, провожая их взглядом, вкусная еда, живой разговор и быстрое завершение. Он вышел на кормовую галерею, аккуратно пригибаясь, чтобы не удариться головой. В шесть часов вечера был еще ясный