Персонажи альбома. Маленький роман. Вера Резник
Читать онлайн книгу.когда в нем родилось и распространилось воспоминание: плоская, отменяющая мистические прозрения разгадка. Желание покрасоваться, щегольски легко вскочить в экипаж, любовно приговаривая самому себе: ах, щелкопер ты этакий, ах, бумагомарака, угасло. Упершись ногой, Муравьев совсем не картинно вскинул туловище и сел в пролетку. – «Господи, – думал он, – и ведь никаким забором не окружить. Зато оно беззаконно тобой помыкает, как хочет. Хорошо ящерицам, как ловко они хвост отцепляют». – Он завертел головой, ища забвения в какой-нибудь уличной сцене, но ничего достойного внимания не нашел и, в который раз сдаваясь неодолимому, откинулся на спинку сиденья, прикрывая глаза и позволяя себе услышать уже не голос, а какой-то потусторонний стершийся от повторенья шелест: – Смотрите все, как я умею делать реверанс!
Горизонт закачался и сместился, названия одних вещей от них ушли и пристали к другим вещам, перспектива преобразилась – он тогда сразу понял, что на его жизни спокойно можно ставить крест. В этом месте на увиденную внутренним взором картинку обычно наползал вполне предсказуемый текст, воспроизводить который воспоминанию было скучно, и тогда Муравьев делал над собой усилие, стараясь поменять картинку. Однако вслед за этим начиналось самоуправство памяти, поскольку выскакивал целый ряд картинок, ни одна из которых, строго говоря, не имела отношения к жемчужному облаку, в обиходе именовавшемуся любовью, и тем не менее, все непохожие и разные события, случавшиеся с ним в эти годы, могли называться только этим словом. Кто-то неглупый заметил, что когда мы кого-нибудь любим, мы уже больше никого не любим… в действительности это не так. Потому что, напротив, все, что с нами ни случается в связи с этим внезапным омовением в сродстве, это любовь. Тогда, семь лет назад – хмурясь, вовлекался в прошлое Муравьев – он был единственным зрителем реверанса, это к нему обращались восторженные и беззащитные слова, и они застали его врасплох. Это тогда он вдруг увидел в проеме распахнувшейся двери светлую крутолобую головку и прозрачные, всплеснувшиеся из легкой ткани руки, и, отпрянув назад, чтобы рассмотреть такую хорошо знакомую и вдруг неожиданную фигурку, вступил в пространство вечного блаженства. Уже издалека, из состояния сладкого покоя помертвевший Муравьев различил, как, сделав картинный реверанс, Маша исчезла в коридоре. Маша была племянницей Марьи Гавриловны. Когда через год после тихой свадьбы Бергов от неизвестной болезни в Костроме умерла сестра Марьи Гавриловны, получив согласие мужа, Марья Гавриловна забрала маленькую племянницу у отца – русского человека и слишком задушевного друга всем встречным на время встречи, – которого девочка конечно обременяла. Марья Гавриловна разумно объяснила этому мигом воспламеняющемуся и сразу истощающемуся от бурной вспышки субъекту, что он для ребенка не сможет сделать того, что надо, и что во всех отношениях в доме Бергов девочке будет лучше. Подавленный тоном и манерами Марьи Гавриловны, этот человек, отменно смотревшийся