Набиты трюмы рыбой и вином,

      Горланит гимны пьяная орава.

      Войска плывут в Колхиду за руном,

      Им боги даровали это право.

      Не зря же говорил верховный жрец,

      Ссылаясь и на миф, и на обычай,

      Что золотая шерсть чужих овец

      Считается законною добычей.

      И надувает паруса Борей,

      И брызги холодят хмельные лица.

      Хотим руна и славы поскорей —

      Всё будет наше! Всё нам пригодится!

      В каюте улыбается Ясон,

      Надеясь на предательство Медеи.

      Солдаты погрузились в сладкий сон,

      Навеянный величием идеи.

      Пусть большинство вернутся на щите,

      А со щитом – совсем-совсем немного,

      И дети одичают в нищете,

      И вдовы зарыдают у порога —

      Пусть! А пока что все забылись сном,

      Сомнения не давят им на плечи.

      Суда плывут в Колхиду за руном.

      А там и до Тавриды недалече…

      Здесь мрак непроглядный,

      Здесь давит дремучая мгла…

      О нить Ариадны!

      Куда ты меня завела!

      Летучие мыши

      Шуршат перепонками крыл.

      Я к пропасти вышел,

      Я свой поворот пропустил.

      Напрасно о лаврах

      Я грезил в чаду суеты:

      Здесь нет Минотавра,

      Все залы темны и пусты.

      Здесь души, как лица,

      Грозят зарасти бородой.

      И не с кем сразиться —

      Вот разве что с этой стеной.

      Смешно и досадно.

      Уже не помогут слова.

      И нить Ариадны

      Натянута, как тетива.

      Становится душно.

      И в сон начинает клонить…

      Смотрю равнодушно,

      Как рвётся жестокая нить.

      Твои глаза, как серые каменья,

      Не пропускают солнце и дожди.

      Какие мне ещё нужны знаменья? —

      Зрачки кричат: «Спасения не жди!»

      Я верю, что ещё во время оно

      Они таили смертную печать,

      И ты, моя милейшая Горгона,

      Мужчин любила в камни превращать.

      Но я тебе давно по духу ближний,

      Не попадусь в расставленную сеть:

      Мой взгляд и холоднее, и булыжней,

      А сердце научилось каменеть.

      И мне не страшно жить среди камней,

      Как я, тепла лишённых и корней.

      До поры непостижимо – и пока неинтересно —

      Что назначили мне сверху или выбрали внизу,

      Лето красное пропето, и цена ему известна,

      А теперь иду по снегу и салазочки везу.

      Никаких тебе спасений, никаких тебе спасаний,

      Будь ты трезвый, будь ты пьяный или триста раз больной,

      Ни суббот, ни воскресений, ой вы, сани мои, сани,

      Мёрзлый груз десятилетий, что скопились за спиной.

      Никогда не доводилось жить за пазухой у Бога,

      Никогда ещё не бегал у Судьбы на поводу,

      Только в качестве итога – эта белая дорога,

      И ведёт дорога в гору, по сугробам да по льду.

      Всё завьюжено в округе, холод – волчий, не собачий,

      Даже если поскользнулся и над пропастью повис, —

      Будет так, а не иначе, вот условие задачи:

      Дотяну их до вершины – сани сами съедут вниз.

      Обходя сторонкой горы, станут умники открыто

      Потешаться над беднягой, что живёт не по уму,

      А с немодным чувством долга, хоть давно уже забыто,

      И кому я это должен, и за что, и почему…

      Мерцает тусклая звезда

      В немыслимой дали…

      Как тяжко знать, что навсегда

      Оторван