Глава 5. Василий в роли Михаила Куропатова

      Пройдя ограду, поднялся по высокому крыльцу, миновал сени, открыл дверь. В доме гомонили ребятишки. Мальчик лет шести и девочка лет девяти. Мыли руки, поддевая снизу носик рукомойника. Хозяйка возилась у русской печи. Коробов понял, что это его прапрабабушка Серафима. Помнил фотографию, где она запечатлена вместе с мужем. Заметив его, она воскликнула:

      – Миша, ты что-то рано прибыл! Обещал позже возвернуться. Она поставила ухват, кинулась обнимать сына, удивилась:

      – Что за одёжа на тебе? Обнову справил уже? Как всё-таки ты изменился… Бабушка не слышит, прилегла. Она заглянула за печь и стала будить задремавшую мать:

      – Мама, вставай! Михаил вернулся!

      Послышалось охание, кряхтенье. Василий, то бишь уже Михаил, поспешил ей навстречу. Они обнялись.

      – Мишенька! Похудел ты. Как там в городе-то живётся? Возвернулся! Слава те, Господи милостивый, – причитала бабушка, едва достающая внуку до груди. Морщинистое лицо её было всё в слезах.

      Старушка была из породы Куропатовых. Сейчас – вот она, не таких уж преклонных лет.

      – А чё-то от тебя винцом попахиват как будто, с утра уже гдей-то перехватил?..

      – Да угостили знакомые, – протянул путешественник во времени, всё больше вживаясь в роль Михаила. – Ничего плохого не случилось, расскажу потом. А одеждой поменялся на время с одним другом.

      – Тебя не выгнали с работы, а? – с испугом спросила мать.

      – Нет, временно отпросился, не тревожься, со мной всё хорошо.

      – Наверно, кто подвёз, тот и угостил? – и не услышав ответа, хозяйка  продолжила, – отец с Артёмкой уехали траву косить. Давай садись за стол, сейчас позавтракаем.

      Услыхав это, ребятня уселась за стол. Коробов, который уже начинал себя уподоблять Михаилу, умылся и тоже уселся. С любопытством оглядел младших.

      В роду Куропатовых рождались в большинстве жгучие кареглазые брюнеты с крепкими головами. Крупные черты широких лиц, густые брови над сильно развитыми надбровьями, выдающиеся носы. Что-то кавказское как будто проглядывало, неизвестно, откуда такое взялось в их роду. Мать Михаила удалась в эту породу, а сын походил на неё.

      – Мама, а Миша не перекрестился! – воскликнула девочка и захихикала.

      – Ладно-ладно, ешь Маня, не ябедничай! Лёня, не вертись!

      Василий усмехнулся и перекрестился. Мать подала ему, а затем младшим детям тарелки со щами и деревянные ложки. На столе, покрытом пёстрой холщовой скатертью, лежали в деревянных блюдцах луковки, дольки чеснока, стояли солонка, бутылочки с уксусом и перцем. На второе стали есть гречневую кашу. Тут запел торжественную песню начищенный медный самовар, стоявший на лавке у окна. Мать взялась наливать всем и подавать кружки с чаем, в котором чувствовался аромат травы душицы.

      Поев, наш герой спросил:

      – Мама, как у вас дела? Что по хозяйству надо сделать?

      – Ой, да ничё поживам, помаленьку. Ох, как мы