Хирурги человеческих душ (роман-трилогия). Книга первая. Человек может всё!. Олег Владимирович Фурашов
Читать онлайн книгу.
с более зрелого. И не потому, что Воловой проявлял признаки нервозности. Просто Малышев со своими впалыми щеками не тянул на «мордастого Рукоблуда». Подлужный также не упускал из виду и возможные годы службы Волового в армии. В мозгу следователя нескончаемо вращалась (пока что лишь воображаемая) гравировка на часах: «Дембель. 1975-1977».
Завершив подготовительные процедуры, связанные с опознанием, Подлужный пригласил к себе через понятого из кабинета номер пять Платунову, заранее отправленную под присмотр к Авергун и Торховой. Регина вошла, и перед ней предстал Алексей.
– Свидетель Платунова, – внешне бесстрастно произнёс он, – вы участвуете в следственном действии, именуемом опознанием. Предупреждаю вас об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказ от дачи показаний по статьям 181,182 Уголовного кодекса РСФСР. Пожалуйста, распишитесь о том в протоколе. Вот здесь. Да-да…Сбоку от вас сидят понятые. Перед собой вы видите ширму. За ней находятся трое мужчин, которые поочерёдно будут произносить одну и ту же фразу: «Помалкивай. Никто не узнает, и всё будет хоккей». Если голос кого-то из них для вас окажется знакомым, то вы скажете нам, где и когда его слышали. Ежели окажется, что таких голосов вы прежде не слышали, тоже сообщите нам.
Воловой по собственному желанию изрекал сакраментальную фразу последним. Регина на удивление твёрдо опознала его, пояснив при каких обстоятельствах его слышала. Голос говорившего она узнала по низкому тону и хрипотце.
Четверть часа спустя Регина повторно вошла в кабинет и столь же чётко признала Волового уже по внешности:
– Тот, что стоит у сейфа. Узнаю его по лицу. И по глазам – они у него по-лисьи зыркают, вроде норовят чего отхватить. И по щекам – висят, ровно у хомячка. И ещё по…животу – он бочечкой выпирает. Это…это он меня выводил в туалет в вытрезвителе 26 апреля. И там снасильничал. Только тогда он был в милицейской форме…
– Чушь! Я протестую! – резко перебил её Воловой, до того беспрестанно скептически ухмылявшийся. – Оговор! Всё подстроено! Она мне мстит…
– Минутку, опознанный, я вам не давал слова, – попробовал оборвать его разглагольствования следователь. – Лучше назовите-ка свои фамилию, имя и отчество.
– Чушь. Это провокация, – гнул собственную линию Воловой. – Она была пьяна и ни хера не помнит. Мстит за то, что её засадили в вытрезвиловку. Налепит тут горбатого с три короба. Срамина позорная!…
– Молча-а-ать! – заорал Подлужный, хрястнув кулаком по столу, отчего опрокинутый стакан, стоявший на столе подле графина, перевернулся и встал на донышко, понятые подпрыгнули вкупе со стульями, а опознаваемые шарахнулись в стороны. – Молча-ать! Или я вас немедленно задерживаю на трое суток!
– А чего она пиз…врёт как…, – утихая, перечил Воловой, самовольно опускаясь на стул. – И вообще… Я требую занести в протокол, что она меня назвала вороватой крысой и плутоватым лисом.
– Встаньте, опознанный, – уже хладнокровно