Химически чистое искусство. Пётр Иголкин
Читать онлайн книгу.
Вспомнил о собственных родителях, чем позже поделился с ней:
– Знаешь, я всегда отличался от своих родителей, но мне и не на что жаловаться. Ума не приложу, что сказать и им, и о них. И надо ли вообще? Даже не знаю, почему так себя вёл… Они же уже огорчены сыном, правильно? Вряд ли они огорчатся ещё сильнее, когда обо всём узнают. Они же как-нибудь да узнают. А то висит сын на шее, нездоровый, непутёвый, неуравновешенный и ещё много «не». Словом, и не сын вовсе… Полин, пообещай мне: что бы ни случилось, ты ничего не скажешь моим родственникам. Я хочу, чтобы они сами всё поняли.
Она ответила:
– Если бы ты хотел огорчить родителей – сказал бы, что уйдёшь в искусство. Сработало бы настолько сильно, что они к тебе вообще лезть не стали бы. Поверь мне. Конечно, я ничего не скажу.
Мне всегда было трудно смотреть на человека лицом к лицу, и именно в тот момент я сделал это впервые за долгое время. И был поражён: мне не хотелось, как раньше, опустить взгляд или отпрянуть; я видел эти крошечные глаза, миниатюрный нос, румяные от волнения щёки, – всё сразу я видел и складывал наяву первый раз.
Мне оставалось произнести что-то напоследок. И я сказал:
– С тобой не холодно.
Вот примерно то, что происходило наверху, не считая долгих примерок, откуда именно нужно упасть, а после – односторонних Полининых поцелуев.
И случилось то, что случилось.
Я совсем перестаю ощущать себя, но продолжаю понимать, что всё ещё существую. Звучавший в ушах писк, который я принял за изменение давления, стал тише. Или даже поменялся на такой отдалённый крик, который можно различить, если хорошенько прислушаться.
Так необычно. И… странно.
Да, ничего не получилось. Нужно придумать что-то другое, чтобы это не угрожало Полине и кому-либо вообще. Вот только почувствую ноги, встану, оклемаюсь и сделаю. Но уже один. Говорят, искусство требует жертв. Но на двойные жертвы я идти не готов.
Если это можно назвать жертвой, конечно.
По своей глупости я не сразу сообразил, что это могут быть двойные потери – тогда я думал совсем о другом…
Как бы мой поступок ни назвали, этот поступок мой: моя ответственность, моя вина, мои проблемы. Никто не виноват. Просто так получилось, что клишированные проблемы молодых людей стали проблемами всего общества: неопределённость, бесцельное стремление, страх бедности и ужас глупости. Возможно, так было до моего рождения. Но мне бы не очень хотелось, чтобы так продолжалось и после моей смерти.
Начинает потряхивать. Как в лодке на волнах.
Как-то… нехорошо…
II
Долгий и протяжный звук, вырывавшийся у меня изо рта, походит на стон роженицы. Одно филигранное движение ощущается как часовая операция. Мне кажется, что я могу с лёгкостью отсчитать миллисекунды, пока врач вправляет мне руку.
– Тихо-тихо-тихо-тихо… Вот и всё, попробуй подвигать рукой, – командует он.
Я пытаюсь ею двигать,