Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России. Екатерина Правилова
Читать онлайн книгу.
нужды государства посредством поощрения развития рынка древесины. Манифест также выражал веру Екатерины в разум ее подданных-дворян, которые, как ей представлялось, «приложат старание их о всевозможном охранении лесов своих от напрасного истребления и о размножении растений их в собственную свою и потомства их пользу»[78]. Как едко заметил столетие спустя анонимный чиновник Министерства государственных имуществ, «в этой надежде великая императрица жестоко ошиблась»[79]. В своей лесной политике Екатерина пренебрегла камералистскими принципами своего времени, которые предписывали правителям стараться тщательно контролировать лесные ресурсы[80]. Большинство экспертов в XIX веке сходились в том, что новая политика открыла двери для массового уничтожения лесов империи. (Эмпирические данные, собранные в 1950 году, показали, однако, что результаты реформы были не столь разрушительными – лесные пространства продолжали сокращаться теми же темпами, что и до реформы[81].)
Как же объяснить страстное желание Екатерины раздать природные богатства в частные руки? В первую очередь, эти реформы преследовали весьма прагматичную цель: приватизация рек, лесов и недр означала признание неспособности государства справиться с их управлением, которое требовало значительных финансовых и прочих ресурсов, и, таким образом, реформа освобождала правительство от этого бремени. В конечном итоге попытки Петра I централизовать управление водными путями и лесами, «национализировать» необходимые для строительства флота леса и регулировать частное пользование природными ресурсами закончились ничем. Государственная власть оставалась слабой, на местном уровне почти незаметной, и, кажется, в условиях господства сельского хозяйства в экономике мало кто разделял веру царя в первостепенную важность «общего блага». Водные мельницы и мосты, снесенные по царскому указу, строились заново и продолжали мешать прохождению речных судов, а владельцы судов по-прежнему страдали от притеснений со стороны местных чиновников, откупщиков, землевладельцев и даже крестьян[82]. Так же и петровскую политику в области лесопользования невозможно было поддерживать только силой (например, установлением смертной казни за незаконную рубку деревьев в заповедных лесах), без создания совершенно новой системы управления и контроля. В дискуссиях о праве собственности, развернувшихся в конце XIX века, петровский эксперимент часто представал идеальным примером государственного регулирования во имя общего блага. Однако участники этих дебатов не заметили, что многое из предписанного петровскими указами никогда не было исполнено. Государственная монополия на природные ресурсы требовала такого механизма управления и контроля, который значительно превышал возможности страны. Неспособность государства предотвратить стихийную приватизацию ресурсов подчеркивает утопический характер петровских
ПСЗ I. Т. XXI. 22 сентября 1782 г. № 15518.
О мерах по охранению частных лесов (ок. 1887) // РГИА. Ф. 387. Оп. 28. Д. 1916. Л. 121.
Иоганн Юсти, один из наиболее известных в Европе и в России камералистов, недвусмысленно указывал, что главным врагом лесов была роскошь, которая приносит благо экономическому развитию страны лишь тогда, когда касается промышленных товаров. Однако «неминуемо почувствует великой урон блаженство народа, когда роскошь заставит с излишеством и без нужды издерживать такие вещи, кои принадлежат к необходимостям человеческим, и которые при том только малому числу людей доставляют упражнение. Всяк может понять, что и лес состоит в числе сих последних»:
При сравнении материалов Генерального межевания земель со статистикой более позднего времени обнаруживается, что темпы рубки деревьев были приблизительно одинаковы до и после реформы. М. А. Цветков подсчитал темпы сокращения лесов в России в 1696–1914 годах. Согласно Цветкову, с 1796 по 1861 год лесная территория уменьшилась с 44,76 до 42,27 %, и эти темпы не были выше, чем в предшествующий период. Для сравнения: в течение следующих двадцати лет, с 1868 по 1887 год, лесистая территория сократилась с 42,33 до 37,38 %. В десятилетия после принятия екатерининских законов о собственности ежегодные расчистки лесных пространств для сельскохозяйственных нужд происходили даже в меньших масштабах, чем до того. Трудно сказать, насколько точны данные по XVIII веку: Цветков вынужден был экстраполировать данные, чтобы восполнить пробелы в имеющейся информации. Одна кривая сокращения лесов четко показывает, что наибольшее влияние на этот процесс оказала эмансипация крестьян в 1861 году, а не реформы Екатерины (
ПСЗ I. Т. IX. 5 июля 1734 г. № 6600;