Женщина сидела на грубой соломенной подстилке. Но допросная была достаточно чистая. Платье порвано, есть кровоподтеки, но следов изнасилования или серьезных пыток пока не видно.

      Эдоард распахнул дверь и вошел. Ганц, не спрашивая, вошел вслед за королем. Отослал палачей и писца. И, когда его величество сверкнул на него глазами, объяснил:

      – Ваше величество, если ее прикуют – я выйду. А так… я ведь и так все знаю.

      Эдоард махнул рукой. Проклятая боль… да пропади оно пропадом… это лицо.

      Амалия… глаза Джесси, ее волосы, улыбка – и его черты. Дитя их любви. Его старшая дочь…

      – Почему?

      Глаза Амалии сверкнули. Она не собиралась бросаться на короля, но держалась гордо.

      – За Эдмона. Вы убили его!

      – Не я.

      – Мой отец ничего не делал без королевского приказа. Я знаю!

      – Я не отдавал ему такого приказа. Клянусь.

      Женщина выпрямилась. Опустила глаза. Поверила.

      – Я любила его. Мы были женаты. А вы… вы никогда бы не разрешили…

      – Вы даже не спрашивали почему.

      Амалия вздохнула.

      Почему?

      И перед взором поплыли картины прошлого.

      Вот она, совсем маленькая девочка, приглашена во дворец. Королева – еще Имоджин – бросает что-то резкое. И Амалия убегает плакать в коридор.

      – Ты чего ревешь? – Рядом стоит серьезный сероглазый мальчик.

      – Не твое дело, – огрызается Амалия.

      Но Эдмон, а это был именно он, не уходит.

      – Не плачь. Хочешь конфету?

      Амалия робко кивает, и ей в ладонь ложится большой полосатый леденец. И серые глаза впервые встречаются с синими.

      – Спасибо…

      Вот ей двенадцать лет. Теперь королева уже Джессимин. И Амалию довольно часто приглашают во дворец. Сейчас пригласили просто так… она удрала от всех и ходит, разглядывая залы, коридоры.

      – Ты что тут делаешь? – Опять сероглазый мальчик.

      – Гуляю. А что, нельзя?

      – Тебе – нельзя.

      – Это еще почему?

      – Потому