Вчера вечером, пока дети спали, а я была в постирочной, я услышала, что Сефана с мужем ссорятся. Она обвиняла его в том, что он встречается с другой. Меня бы это не удивило, сволочь он! Он ответил, что у нее есть все, что только может пожелать женщина, и что ей нечего жаловаться. Сефана стояла на своем, и тогда он ее ударил и приказал заткнуться. Сефана спряталась в кухне и долго плакала.

      Сефана столько врала моему отцу, что, наверное, сейчас я должна была бы испытать чувство радости. Но мне стало ее жаль. Даже не знаю почему. Может, потому, что теперь Шарандоны стали моей единственной семьей. Или потому, что у меня больше нет мамы, а Сефана могла бы быть мне мамой.

      Тогда я вышла из постирочной, чтобы согреть воды. Я приготовила Сефане чаю с мятой и села рядом с ней. Она отерла слезы и посмотрела на меня, ничего не говоря. У нее на лице остались следы ударов, как у меня, когда ее муж меня бьет. Я думаю, что ей стало неприятно, что я увидела ее в таком состоянии. Она медленно выпила свой чай. Потом поднялась и впервые за все время пожелала мне спокойной ночи.

      Тама сидит в гостиной за швейной машинкой. Она должна подшить новые брюки для Эмильена и Адины. Сефана и Фадила валяются на диване. Обе уставились в свои смартфоны, не разговаривают и не смотрят друг на друга. Тама думает, что если бы только она могла посидеть рядом со своей мамой, то не отрываясь смотрела бы на нее, часами бы с ней говорила. Делилась бы с ней своими маленькими тайнами, обнимала бы.

      Но Фадила еще не знает, что такое не иметь мамы. Таме же известна эта боль, она выжжена в ней каленым железом.

      Тама поглядывает на них. Мать и дочь могут часами сидеть в своих телефонах и вообще с ними не расставаться. Да и Адина и Шарандон тоже.

      Тогда Тама понимает, что есть тысячи вариантов рабства.

      Вчера