Я мирно сплю и мирно пью вино,

      и даже пол мету в подъезде мирно.

      Я мир пряду, как будто волокно.

      За нитью – нить: усердно, ювелирно.

      Я мир пряду, потом вяжу, как плед.

      И укрываюсь им от этих бед.

      Укутываюсь им, как в белый кокон.

      Живу без снов, живу без слов и окон.

      И я не знаю, кем я стану там,

      кем назовут меня, когда при свете

      я выскользну из мира, как из сети,

      к другим, не рукотворным берегам.

      Я бы стала стареть, как стареет стена Эк-Балама:

      сквозь ступени ее прорастают деревья в тени.

      Я бы стала стареть – точно так же, как бабушка, мама,

      и как сотни до них исчезающих женщин родни.

      Я бы стала стареть, затерявшись в тех джунглях – руиной,

      чтоб тропу до меня прорубить не нашлось топора.

      Я бы стала стареть, покрываясь окраской змеиной,

      забывая о том, как на самом я деле стара.

      Я бы стала стареть, игуан пригревая на камне,

      приютив муравьев под обломком, где ниже трава.

      Я бы стала любить свою старость, поскольку она мне

      показала бы, что, исчезая, я все же жива.

      Я бы хотела с тобой провести свою старость.

      Это та самая необходимая малость,

      что для меня составляет основу событий.

      Я, словно дом, что усвоив закон перекрытий,

      стал неустойчив в своем равновесии шатком.

      Слишком привязан к спонтанным словам, беспорядкам.

      Слишком зависим от снов и касаний постельных.

      Я не хочу, чтоб мы встретили старость раздельно.

      Где-то есть день, когда гостьей она постучится,

      чтоб рассмотреть, как родными становятся лица:

      схожесть в улыбке и смехе, морщине межбровной.

      Близость любовная, к старости ставшая кровной.

      Где-то есть день, где встречаем мы старость у дома,

      словно соседку, как будто с ней вечно знакомы,

      и предлагаем остаться сегодня на ужин.

      Ты и тогда, и сейчас – будешь рядом мне

      нужен.

      Ты и тогда, и сейчас – мое горе и радость.

      Я бы хотела с тобой провести свою старость.

      На самом же деле главное происходит именно там.

      А мы только фоновый шум, только ветер – уста к устам.

      Мы о стену горох, вода, что из крана (кап-кап) течет.

      Мы часы, что стрекочут, словно не закончился их завод.

      На самом же деле здесь должна стоять тишина.

      За каждую жизнь, неважно, откуда ушла она.

      Минута к минуте молчания – вот она для меня,

      основа не наступившего для погибающих дня.

      На самом же деле я боюсь не оплакать их всех.

      Одной залатать невозможно пустоты земных прорех.

      Молчание – суть страдания. Молитва тогда сильней,

      когда в онемевшем горе уже не мешают ей.