Генерал и его семья. Тимур Кибиров
Читать онлайн книгу.
перестаньте. Никакой не ку-ку. Скорее, всего просто разного времени стихи, есть явно подростковые. А вкуса и строгости к себе не хватило, чтобы выбросить. С андеграундными писателями такое часто случалось.
– С какими?
– Не важно. Читайте уж быстрее. Только задерживаете всех, весь сюжет застопорился, а толку никакого!
Генерал не ответил и продолжил чтение. Дальше были стихи более или менее понятные и менее вредоносные.
Безнадежны морозы авральные.
Март лепечет, печет горячо.
Подрывает основы февральские
Черноречье подспудных ручьев.
Видно, скоро конец двоевластию –
Для успеха работ посевных
Белый царь отречется от царствия
В пользу сброда и черни весны.
Одуванчики еще не поседели,
Ноги женщин поражают белизной…
– У, кобелина! Ноги его поражают! – не стал дочитывать уязвленный отец.
А.Б.
Лес красив и добротен,
словно куплен в валютной «Березке».
Я ему инороден,
И злокачественный, и неброский.
ОТК не пройду я,
Если вправду я Божье творенье…
Генерал, взъяренный посвящением, уже не сдерживался:
– Мудак ты, а не Божье творенье! Вон откуда боженька-то у нас объявился, вот кто тебе, дура, мозги твои куриные засирает! А то – академик Павлов! Келдыша бы еще приплела!
И тут хлопнула дверь, и по Василию Ивановичу пробежала вторженья дрожь. Прижав проклятый скоросшиватель к сердцу, колотящемуся, как тот барабан, по которому бухал рядовой Блюменбаум, Бочажок остолбенел и покрылся противным потом.
– Естедей! – заорал во все горло Степка – Ол май трабыл сим со фаревей! Нау ит лукс па ба-ба ба-ба-ба! О ай билив ин естедей!
Он протопал по коридору к себе, но тут же вернулся, продолжая приснившуюся Полу Маккартни песню уже по-русски:
– Нет! Нам! Нет нам не найти, кто же пра-ав, кого-о вини-ить! Нет! Нет! К тебе пути! Нам вчера-а не возврати-и-и-ить! Естедей!
Дверь хлопнула еще раз, и все стихло.
Василий Иванович выдохнул и сглотнул. Он так обрадовался, что его не застукали, что даже и не разозлился на какофонического сынка, которому тысячу раз было сказано не грохать со всей дури дверью и не петь.
Для святой злобы был объект посерьезнее.
Над книгою в июльский день
Сидел у тещи на балконе.
– Ах ты ж сука! Женатик! Вот в чем дело! Понятно теперь, чего она в молчанку играет. Благородство свое показывает. Принчипесса!.. Ну, Кирюша, ну, сволочь! Доберусь я до тебя! Ох доберусь! И с тещей твоей поговорю, пусть порадуется на зятька!
Сходил за квасом бы – да лень,
Внимал певцам в соседней кроне.
И слышал за спиной стрельбу
И шум цехов телеэкранных,
И говор хающих судьбу
Жены с мамашей богом данных.
За жизнью искоса следил
Жильцов строительной общаги,
Неуловимый кайф ловил
И прикреплял его к бумаге.
Ленивый ветер