С наступлением весны в госпитале перестали топить, и теперь в просторных залах операционного блока было холоднее, чем на улице. Не то чтобы очень холодно, но промозгло.

      Элеонора вышла в коридор. Там яростно делал зарядку доктор Калинин.

      – И-раз, и-два! – командовал он себе, приседая в диком темпе. У нее закружилась голова от этого зрелища.

      – Николай Владимирович!

      – И-раз! – Калинин выпрямился, шумно выдохнул и улыбнулся, открыв ряд крепких, но неровных зубов. – Слушаю вас, Элеонора Сергеевна.

      – Прекратите, пожалуйста! – Элеонора невольно улыбнулась ему, заметив, как напряглись колени молодого доктора в предвкушении приседаний. – В операционной не полагается заниматься спортом.

      – Да я только согреться! – смех Калинина звучал неподобающе громко, но ей вдруг тоже стало весело.

      – И все же, – она старалась говорить строго, – не полагается.

      Калинин заметил, что «микробы, чай, не разлетятся», но приседать перестал.

      Это был доктор из так называемых «кухаркиных детей». Благодаря усердию и природным способностям он получил образование, но манеры его оставались далеки от совершенства.

      Калинин заглянул ей в глаза:

      – Элеонора Сергеевна, а вы будете?

      – Если вы спрашиваете, буду ли я на вашей операции, то нет. Не волнуйтесь, я назначу вам опытную сестру.

      – Но это моя первая аппендэктомия!

      – Я знаю и уверена, что вы справитесь блестяще.

      – Пожалуйста!

      Хлопнула дверь, и в коридоре появился Знаменский с планом операций на следующую неделю.

      – Послушайте, Калинин! Будьте хоть немного аккуратнее! А то не поймешь, то ли доктор рецепт написал, то ли электрокардиограмма снята!

      – Кардиограмма – что вы, откуда! – Калинин широко ухмыльнулся. Он обладал поразительной способностью отводить упреки, даже справедливые. – Роскошь по нынешним временам. Потом, сейчас свобода слова, а у меня – свобода букв!

      – Я могу пойти еще дальше и объявить в госпитале свободу от вас, – сказал Знаменский сурово, пряча улыбку. – Что, доктор, уговариваете Элеонору Сергеевну встать с вами на аппендэктомию?

      Это обращение вдруг неприятно царапнуло. Всех врачей Знаменский называл по имени и отчеству, а бедного Николая Владимировича – доктор Калинин или просто доктор, невольно подчеркивая разницу в, как теперь говорят, «социальном происхождении». Это вдруг показалось Элеоноре несправедливым. Калинин очень умный и способный врач, а чтобы овладеть профессией, ему пришлось преодолеть неизмеримо больше трудностей, чем детям из благородных семейств. А маститые доктора обращаются с ним свысока, и, если бы не революция,