В середине ноября мы покончили с котлованом и приступили, наконец, к выпечке кирпичей. Знакомая с тонкостями кулинарного и прочего искусства, здесь колдовала Марта. К тому же, из нас двоих только у нее был достаточно художественный вкус, чтобы вылепить красивую форму. Кирпичи для нашего дома должны быть идеальными, говорила она.

      Труднее всего было правильно замесить тесто. В первый раз кирпич вышел слишком рассыпчатым; во второй не получилось гладкой корочки-поверхности, на третий же раз Марта была уверена, что все удастся. Я сидел рядом, просеивал остатки песка и то и дело поглядывал на ее пока еще не вспученный живот, пытаясь угадать месторасположение плода, эмбриона, нашего будущего ребенка. Марта была беременна – очевидно, с той самой любвеобильной ночи, когда мы начали стройку.

      – Послушай, любимый, – сказала моя жена, – по ночам уже холодно. Наверное, мне теперь нехорошо спать в палатке, даже на матрасе.

      – На двух, – уточнил я. Мы давно уже клали наши матрасы не рядом, а один на другой, и спали на них вместе, прижавшись. Мне нравилось всю ночь дышать запахом Марты, даже несмотря на то, что помыться по-человечески удавалось от случая к случаю; в основном приходилось ограничиться торопливым умыванием в бензоколоночном туалете. – Но в принципе, ты права, это нехорошо. И что ты предлагаешь сделать?

      Марта вскинула голову и посмотрела мне в лицо резко позеленевшими глазами.

      – Не знаю, – просто сказала она, – Ты же из нас двоих мужчина.

      В чем-то она была права.