В палате около кровати деда Кости, на стуле сидела бабушка Лизавета. Оказалось, что она приехала на попутке, а пока я был на почте, она зашла в больницу. Держа деда за руку, она бесшумно плакала и вытирала слезы платком. Дед что-то мычал, пыхтел, но ничего не было понятно. Наверное, он как мог, пытался успокоить бабушку.

      – Я Людмиле позвонил, – сказал я, войдя в палату, – обещала приехать.

      – Да куда там, – ответила баба Лиза, украдкой вытирая слезы, – метель-то вон какая…

      – Ну, значит, после метели приедет! – ответил я. – Ждём!

      О том, чтобы в такую метель везти больного в районную больницу, не могло быть и речи. Метель разыгралась не на шутку. На обед домой я так и не пришел – не было времени. Домой я шел уже в темноте, по колено утопая в снегу. Уставший, с болью в шее и в полной растерянности: «Что мне делать с таким тяжелым больным?».

      Дома было тепло и светло. Дочки играли в зале, жена суетилась, накрывая на стол.

      – Завтра, если что, выходной, – сказала она. – Побудь дома, хоть один день?

      Я пожал плечами.

      Как я могу что-то обещать? У меня в стационаре больные. Они на меня надеются, ждут помощи. Не могу же я послать всех к черту, только потому, что у меня выходной? Именно в тот момент, у меня впервые возникла мысль, что я не принадлежу сам себе, у меня нет никаких гарантий и планов на завтрашний день. Какая-то беспощадная постоянная ответственность, повинность.

      За окном, метель сошла с ума. Выло так, что казалось сам чёрт лезет к нам через печную трубу, но застрял в ней и теперь от досады воет. Вот под этот вой и хлопание калитки соседского дома я и заснул. Проснулся от полнейшей тишины. Мне показалось, что я оглох во сне. Прислушался. Рядом, уткнувшись мне в плечо тихо сопела жена.

      «Метель закончилась, – подумал я и повернулся на другой бок. – Это хорошо!»

      …

      Темно… Темно и тихо. Странно… Вроде бы уже почти десять утра, а темно. Что случилось?

      Встал