Валентин Елизарьев. Полет навстречу жизни. Как рождается балет. Инесса Плескачевская
Читать онлайн книгу.
будет часто петь.
– Вот вы потанцевали…
– Мы потанцевали один раз, второй, потом оказалось, что мы живем в одном общежитии. И мы пошли. Я упала, вывихнула руку, выяснилось, что у Валентина когда-то были проблемы с рукой, операция и так далее. И он стал приходить, помогать, советы давал, как надо себя вести в такой ситуации. Потом я выздоровела, а он: «Хотите, покажу Ленинград?» Он там уже давно жил и знал многое про город и жизнь в нем. «Идеально, давайте». Стал показывать Ленинград…
– А вы уже говорили по-русски?
– Я еще говорила на уровне, знаете как… «да», «нет». Первые месяца полтора-два. Я не могла понять, что говорят на той скорости, с которой русские говорили, уловить, о чем они говорят. Это было одно непрекращающееся слово. «А помедленнее нельзя?» – Смеется. – Хотя я отличница, русский язык с пятого класса изучала.
– А чем Валентин Николаевич вам понравился?
– Интересный парень. Интересно рассказывал. Читал стихи. Как-то раз режиссерам дали задания по специальности, и он помогал моему коллеге, эстонцу Боре Тынисмяе, подготовить к экзамену свой этюд – чтобы в нашу компанию втесаться. Потом мы ездили в Петергоф, Ломоносов, Михайловское…
– А когда вы поняли, что он талантлив?
– Сразу. Были же показы. И мы, уже подружившись, ходили на показы друг к другу, на репетиции. Мы занимались по вечерам, достаточно поздно, иногда и после полуночи возвращался курс. Потому что сцена была одна. А мне было интересно, потому что он был уже на третьем курсе, а я на первом. То, что он делал, меня увлекало. Он много работал. У него была труппа в университете, он ставил на телевидении, так что это был определившийся в профессии и достаточно разносторонний молодой человек. Трудно было не влюбиться. Знаете, как я влюбилась? Он читал мне на болгарском языке стихи болгарских поэтов-символистов, которых я обожала.
– Он знал, что вы их любите?
– Нет. Он дружил с болгарами и выучил много болгарских стихов. И вот это, конечно, было что-то! Значит, ему нравится то же, что и мне. Это потрясающе. Какая-то поэтическая струя связала нас через мой любимый символизм, и не просто символизм, а болгарский – поэты, которые мне нравились. – Она и сейчас говорит с придыханием, как будто запыхалась от удивления. – Он читал мои любимые стихи. Потом мы стали говорить о его балетах, моих работах и так далее. Он давал свои записи – мы же учились у одних педагогов, там и режиссеры, и балетмейстеры, поэтому я пользовалась его шпаргалками. Моя двоюродная сестра смеялась, когда я уезжала в Ленинград: «Ну, давай-давай, я тебе желаю встретить большую любовь, русские умеют любить». Я ей: «Да ты что…» Родителям я особенно не говорила, что мы дружим, но мама как-то написала: ты знаешь, там у тебя какой-то мальчик, кудрявый и светленький, сделай, пожалуйста, чтобы он исчез.
– Вы фотографии отправляли?
– Нет, говорила: мама, мы просто дружим, парень очень интересный. А он и правда был светленький, кудряшки, голубоглазый. Мне, в принципе, особо не нравились светлые. Я ей отвечаю: мама, ты же знаешь, что мне не