Я полагаю, что у каждого есть история, способная в полной мере его объяснить. Моя сводится к следующему.

      В два годика Колли была трудным ребенком. Заговорила поздно, ее постоянно переполняла безмолвная ярость. Даже тогда с ее лица никогда не сходила злобная гримаса, исчезавшая, только когда она смотрела на отца. В таких случаях за ее чертами проступала робкая улыбка, и я видела перед собой лишь ребенка.

      Ко всему прочему она демонстрировала талант человека, способного избавиться от любых оков. Умела открывать двери, буфеты, ящички, как и обращаться с ручками и замками, бросавшими вызов ее крохотным ладошкам.

      В тот день Ирвин должен был вернуться домой после конференции. Колли всю ночь не спала. Она никогда, ни разу в жизни не уснула в отсутствие папы. У меня совсем не было сил, воздух казался мне таким плотным, будто его набили ватой. Усадив ее на детский стульчик для кормления, я пошла в ванную. Клянусь, что меня не было всего тридцать секунд. А когда я вернулась, она, наполовину вывалившись из стула, уже успела засунуть руку по самое плечо в измельчитель пищевых отходов и, сосредоточенно глядя перед собой, тянулась другой рукой к кнопке включения на стене.

      Я подбежала, с силой прижала ее к себе и закричала:

      – Никогда в жизни больше так не делай!

      Она удивленно подняла на меня глаза и широко открыла рот. Затем заревела, вонзая мне в сердце иглы.

      Чтобы уложить ее обратно в кроватку, потребовался не один час. Мир содрогался вокруг меня, как желе. Я опустилась на диван и на несколько мгновений уснула.

      А проснулась от того, что меня гладила рука. С высоты своего роста неподвижными, темными глазами на меня смотрел Ирвин.

      – Колли вела себя просто кошмарно, – сказала я.

      – Спасибо, со мной все в порядке, – кисло произнес он, – конференция прошла лучше некуда.

      – Я даже не думала, что так может быть. Сомневаюсь, что я ей нравлюсь.

      Уловив в своих словах плаксивые нотки, часть меня сама себя возненавидела.

      – Она всего лишь ребенок. Постарайся посмотреть на происходящее под другим углом.

      В его голосе звучали незнакомые модуляции. У меня ухнуло сердце. Еще одна. Запав на очередную женщину, в их медовый месяц Ирвин перенимал ее манеру речи.

      Я встала и подалась вперед, будто собираясь его поцеловать. От его дыхания несло виски.

      – А была ли она вообще, эта твоя конференция? – спросила я, удивляясь собственной прямоте.

      Он взял большим и указательным пальцами прядку моих волос, потянул так, что у меня на глазах выступили слезы, и сказал:

      – Господи боже ты мой… Пойди лучше посмотри,