Выше звезд и другие истории. Урсула Ле Гуин
Читать онлайн книгу.
не мог больше говорить, слова пересыхали на языке и превращались в обрывки иссушенной чепухи. Ему начало казаться, что он уже много часов извергает из себя бессмысленную речь и управлять этим процессом больше не может. К счастью, мисс Лелаш, судя по всему, тоже выдохлась. Она щелкнула, лязгнула, пожала ему руку и ушла.
Первым делом Хейбер направился к спрятанному в стенной панели около кушетки пленочному магнитофону, который записывал все его встречи с пациентами. Не подающие сигналов самописцы полагались только психотерапевтам и сотрудникам Службы разведки. Запись последнего часа он стер.
Затем сел за свой массивный стол, открыл нижний ящик, достал бутылку и стакан и щедро плеснул себе бурбона. Боже мой, еще полчаса назад бурбона не было уже лет двадцать как. При населении в семь миллиардов зерно представляло слишком большую ценность, чтобы пускать его на спиртное. Выпить было нечего, кроме псевдопива и – для врачей – чистого спирта: бутылка с ним и была у него в столе полчаса назад.
Он выпил половину налитого одним глотком и задумался. Посмотрел в окно. Потом подошел к окну и стал смотреть на деревья и крыши. Сто тысяч душ. Над сонной рекой начал сгущаться вечер, но исполинские горы все так же ясно стояли вдали, освещенные ровным верховым светом.
– За перемены к лучшему! – сказал Хейбер, отсалютовал бокалом своему творению и с наслаждением допил виски одним долгим глотком.
6
Может статься, нам предстоит узнать… что наши труды только начинаются и что никогда ниоткуда не придет ни тени помощи, за исключением той, что подает невыразимое и немыслимое Время. Возможно, мы узнаем, что бесконечный вихрь смертей и рождений, из которого не в наших силах выбраться, есть дело наших рук, наших устремлений; что силы, связующие миры, суть ошибки Прошлого; что вечная скорбь есть лишь вечный голод неутолимого желания и что сгоревшие солнца вновь воспламеняются неугасимой страстью исчезнувших жизней.
Джордж Орр занимал квартиру на верхнем этаже старого деревянного каркасного дома на Корбетт-авеню, на склоне холма. Район был непрезентабельный, и местные развалюхи стояли здесь по сто лет и больше. Его квартира могла похвастаться тремя большими комнатами, старинной глубокой ванной на изогнутых ножках и видом на крыши и на реку, по которой вверх и вниз шли корабли, прогулочные яхты и плоты и над которой сновали чайки и петляли огромные стаи голубей.
Разумеется, он прекрасно помнил и другую свою квартиру – однушку восемь на одиннадцать футов с выдвижной плитой, надувной кроватью и общим санузлом в коридоре с линолеумом на восемнадцатом этаже комплекса «Корбетт кондоминиум», которого никогда не существовало.
Он вышел из трамвая на Уитакер-стрит, поднялся вверх по улице, зашел в просторный сумрачный подъезд, открыл дверь, бросил портфель на пол, сам рухнул на кровать, и самообладание оставило его. В смятении, страхе и душевной муке, чувствуя себя изможденным, Орр судорожно повторял: «Надо что-то делать, надо что-то делать»,