«Герой нашего времени»: не роман, а цикл. Юрий Михайлович Никишов
Читать онлайн книгу.
автономны, их объединяет именно личность собирателя-пересказчика. У Лермонтова тоже обилие рассказчиков, их трое. Прием варьируется: записанный (рассказанный собеседником устно) рассказ дополняется собственноручными записками персонажа. Подлинный автор тоже уведен в тень, хотя – чего лукавить – его непосредственное присутствие то и дело ощущается. Единство повестей на порядок выше, чем в «Повестях Белкина», поскольку все они скреплены главным героем, хотя его роль постоянно варьируется. И еще: «Во всех повестях рассказчики не только наблюдают все происходящее, но и участвуют в событиях, т. е. в одном лице объединены говорящий, наблюдатель и персонаж»22.
Жанровую концепцию Б. М. Эйхенбаума захотел восстановить и освежить В. И. Мильдон, усмотрев в композиции «Повестей Белкина» «очевидные следы» романа в стихах. Это «полная свобода повествования, выразившаяся в порядке следования повестей: они читаются в любом порядке». Такая свобода «обеспечена несколькими рассказчиками – едва ли не важнейшая черта всего цикла»23. Вывод исследователя: «Эти (этот) принцип(ы) я определяю понятием роман-цикл: несколько прозаических вещей входят в состав целого, но каждая читается в отдельности, однако прочитанные вместе, они дают эстетический эффект, которого не имеют по отдельности» (с. 86). (Можно не сомневаться, что в этом контексте бегло упомянут и «Герой нашего времени»). Все это вполне соответствует понятию цикла, но добавление «роман» сюда притянуто за уши, оно абсолютно излишнее и неуместное.
Автор отмечает, что со временем сложилась и тенденция выпускать циклы романов: прикажете их именовать роман – цикл романов?
Вводя явно горбатое определение, В. И. Мильдон умиляется якобы подчеркнутой свободой повествования для художников. Обычно бывает так, что писателям становится тесен приевшийся канон, и они начинают бунтовать против него. Но как бунтовать против «канона» еще в процессе его формирования?
В трактовке лермонтовского произведения Б. М. Эйхенбаум идет странным путем, саму структурную форму романа как жанра извлекая из особенностей «Героя нашего времени» (родовое выводя из видового, не наоборот). Он размышляет о взаимодополняющих достоинствах повествования, «исповедальной» и от лица рассказчиков (они действительно использованы Лермонтовым). «Третью форму» от лица незримого эпического повествователя, наиболее характерную для романа, Б. М. Эйхенбаум отводит, полагая, что «она пришла в литературу и укрепилась в ней позднее…», между тем как в неоконченных романах «Вадим» и «Княгиня Лиговская», предшествовавших «Герою…», Лермонтов пробовал применить именно ее (романы не завершены, надо полагать, отнюдь не из-за разочарования автора в форме повествования от третьего лица).
Колебания Б. М. Эйхенбаума берет на заметку и склонность к восприятию произведения циклом решительно осуждает К. Н. Григорьян. Он припоминает, что в изданных в 1924 году журнальной статье и книге о Лермонтове ученый высказывался определеннее («“Герой нашего времени” – не роман, а сборник новелл, внешне