Первый всплывший кадр – агония и смерть Аретузы. Вот он, свежий признак совершенного мира – яхта погибает как живое существо, а ты ему помочь ничем не можешь. Берег, притихшее море, тёмное ещё небо. И серый песок, на котором подёргивается от боли огромное могучее тело яхты. И неработающий браслет. Связи нет, но рядом – чернобородый человек в меховых сапогах и шкурах. Он высвобождает его с Элиссой из искорёженной рубки. Песок впитывает кровь дельфина, она алым туманом клубится и оседает в синей воде. А ещё щелчки, перемежающиеся со свистом. Дельфин, лишённый привычных средств общения с человеком, пытается говорить на своём языке. Но человек, использовавший дельфина-яхту для собственных нужд, не понимает.

      Аретуза смогла перебраться через полосу рифов, чтобы доставить пассажиров, потерявших сознание, на безопасный берег. Смогла, но ценой собственного существования. «Ценой собственной жизни!» – так подумал Гилл на берегу, поднимая Элиссу на руки и с горечью наблюдая, как дёрнулся последний раз грудной плавник Аретузы, и тело затихло. Наверное, она и сейчас лежит на берегу. Как с дельфинами в таком необратимом состоянии поступают люди? И как обязаны поступать?

      Гилл протянул стакан с вином Элиссе. Она осторожно отпила глоток и непонимающе огляделась. Очевидно, с памятью у неё похуже, чем у него.