Расстилается перед глазами Сергея зеленая скатерть где-то давно виденного луга. Растянулся он в копне ароматами дышащего сена. Поправляет его изголовье, звонко смеясь, сестренка, сыплет, вкатывает в его волосы незабудки…

      «Не надо, Аня… Мне так хорошо… Милая ты, славная у меня сестренка…»

      Стоит на пороге мать, протягивает Сергею шарф, умоляет: «Кашлять будешь, родной. Одень…»

      «Я сейчас вернусь, мама… Ты жди!»

      Осколком разбитого зеркала мелькает перепуганная мысль, заставляет дрогнуть затихающее тело: «В болоте ты! Не отдыхай… Это смерть…»

      «Ах да!..»

      Хлюп.

      Через три минуты: хлюп.

      Через пять: хлюп…

      «Какой мягкий наш диван… Ты не умеешь, Аня, вышивать медвежат на подушках… Выключи радио – шумит оно… Какие белые эти березки!.. Как тебя зовут? Ванюшкой? A-а!.. Почему тяжело, душно?.. Болото? Умираю? Сознание… Считай до десяти… Раз. Два. Три. Четыре… Три…»

      Считай, считай!.. Ну, милый, хороший, считай!.. Четыре… Пять… Семь…

      Считай, сволочь!.. Восемь… Девять…

      Считай!

      Счи-та-ай!

      Счи-и…

      «Смерть? Жи-ить хочу-у… жи-и-ить…»

      Хлюп.

      Хлюп…

      Отдыхающим аллигатором растянулась поваленная сосна. Как невиданный осьминог, разбросал-раскидал свои щупальца вывороченный корень.

      Хлюп.

      Хлюп…

      Скользким от грязи животом перевалился Сергей через торчащую из трясины ветвь. Руки и ноги погрузились в ил.

      «Не засосет… Как уютно и тихо. Сосны не растут в трясине… Значит – берег…»

      От ветвей к корню пополз по сосне, скользя и срываясь. Сел на твердой кочке, не в силах ворохнуть ни единым членом.

      «Можно застыть… Подохну сидя. Надо двигаться… Не важно куда… просто двигаться».

      Опираясь на колени и локти, полез в сторону, путаясь в тростнике. Тело сжимали судороги. Вибрировало оно в мелкой нескончаемой дрожи, вызывая потягивание и зевоту.

      «Болото. Нужно влево…»

      Болото!

      «Некуда. Островок…»

      Тогда забился в камыш, сел на колени и, сжимая руками изо всех сил бока, попробовал кричать в надежде согреть внутренности.

      – Аа-ауу-о-о-аауу!..

      Выл нудно, тягуче, и когда затихал – становилось самому жутко.

      – Уу-у-ааа-ооо-ууу!…

      Тогда была бесконечно долгая ночь. Обесчувственному Сергею казалось, что никогда уж больше не наступит день. Подогнув колени к лицу, он притих, выстукивая дробь зубами…

      Мглистое, слезоточащее утро неохотно вступало в болото. Набуянившись за ночь, лес опустился и затих, поникнув мокрыми ветвями сосен. Набрякшие веки не открывались. Растянув их пальцами, Сергей оглянулся,