Возрождение. Олег Верещагин
Читать онлайн книгу.
но не сказал этого вслух. Вместо этого он перевел взгляд на лестницу.
Здесь находились почти все витязи Дальнего Востока – тридцать человек, примерно треть из которых с Романовым практически с самого начала. Вообще они съехались во Владивосток на отправление «России», а получилось – очень удачно. По случаю торжества никто из них не пренебрег парадной формой. Поверх белых курток, перетянутых золотистыми ремнями, на которых висели полевые ножи, были накинуты черные плащи, тяжело свисавшие почти до каблуков сверкающих черных сапог (в них заправлены белые с золотым лампасом брюки) с золотыми шпорами. На плечах плащи крепились массивными оплечьями-эполетами с бахромой и гербами. Выстроившись по обе стороны на ступеньках, витязи замерли, вскинув руки в салюте. Наверху в чаше почти неподвижно горело золотисто-алое пламя, за которым чуть колыхался личный штандарт Романова. Он же – государственное знамя.
Рука об руку с Есенией Романов застыл на нижней ступеньке. Он ощущал, как взволнована и, пожалуй, напугана женщина рядом. И сам чувствовал странное напряжение…
Колыхнулся штандарт. Метнулось пламя в чаше. Рука Есении вздрогнула, да и Романов с трудом удержался от того, чтобы вздрогнуть, потому что лестница грянула:
– Русь! Русь!! Русь!!! Слава! – А между штандартом и пламенем появился Антон Веденеев. Седой мальчишка, одетый в белое. Бледный, несмотря на подсвечивавшие его лицо отблески колышущегося пламени. Он смотрел на Романова, глаза Антона казались слишком большими. Мальчик протянул обе руки над огнем – и раздался его голос, сильный, но в то же время все еще очень юный. И Романов вскинул голову выше, вслушиваясь в то, что Веденеев поет…
Рощ березовых нежные краски,
Синь озер, журавлиный полет —
Как прекрасно, что это не сказка!
После сумрака будет восход!
Из венца Побеждающей Девы
Ты упала на землю для нас,
Ты чиста среди грязи и гнева,
О Россия – небесный алмаз!..[1]
– Идем, – шепнул Романов Есении, и та, ответив почти беспомощным взглядом, оперлась на протянутую руку и пошла рядом. Они под аркой протянутых рук медленно поднимались по ступенькам, словно бы впечатывая в них шаги, а слева и справа гремело с каждым шагом:
– Русь! Слава!
– Русь! Слава!
– Русь! Слава!
И на последней ступеньке грянуло:
– Николай! Есения!
Женщина, стискивая руку Романова, вздрогнула. Романов, глядя в глаза замолчавшего, но по-прежнему стоящего за колышущимся огнем мальчишки, буквально заставил Есению вытянуть руку к пламени – вместе со своей рукой – и заговорил:
– Я Николай сын Федоров из рода Романовых, витязь и дворянин, беру в жены эту женщину и клянусь быть ей опорой и защитой и отцом ее дочерей, пока не разлучит нас смерть. Слово мое твердо. Пусть слышат его Огонь, мои товарищи и Стяг Русский.
Он чуть пожал пальцы Есении. Но она, похоже, не нуждалась
Стихи М. Струковой. Именно этой песне позже предстоит стать официальным гимном Русской Империи. –