Старушки у подъезда не сидели, но где-то неподалеку шумели и галдели дети. На козырьке над входом росла трава. Одно из окон почему-то было заложено кирпичами. «Наверное, сдали под склад», – подумала Саша.

      На этаже оказалось чисто, хотя и пахло кошками и вареным луком. Дверь открыл немолодой мужчина – Саша его сперва не узнала, но, когда тот отступил в глубину коридора и попал под свет лампочки, вспомнила. Это был неопрятный лектор с фестиваля – тот, что рассказывал про клинописные знаки и посоветовал тему статьи.

      Вид с порога открывался удручающий: пожелтевшие двери с обломанными пластиковыми ручками, покосившийся шкаф, рваный палас. Стены со вспучившимися обоями были облеплены фотографиями улыбающегося мальчика.

      Саша почувствовала себя неловко: они приперлись с какими-то глупостями к человеку, которому явно нелегко живется. Приключение перестало казаться веселым; картинка с женщиной, читающей вслух дочери статью, поблекла.

      – Меня, так сказать, зовут Петром. А вы, дайте угадаю, из-за аркады?

      – Офигеть! – Климов ошалело уставился на Петра. – Автомат существует?

      Петр улыбнулся.

      – Господи, нет, конечно. Это же городская легенда. Вообще, я и вправду работал инженером на радиотехническом заводе. Мощное было производство, прямо у нас собирали аркады «Морской бой» и «Звездный рыцарь»… Ох, чего это я, вы проходите, а я чай поставлю. Пол холодный, тапочки вон там стоят… А это сынок мой, сейчас бы был вашим ровесником. Уже двадцать лет как умер.

      – Простите, нам так жаль… – Саша рассматривала фотографию, на которой Петр играл в приставку с сыном: нелепые свитера, смешные прически, очень друг на друга похожи. Саша вспомнила, как точно так же играла с мамой, и на грудь тотчас словно лег тяжелый камень.

      Петр нацепил огромные очки с толстенными, как бутылочные донышки, стеклами – глаза его сразу сделались комично большими – присмотрелся и всплеснул руками:

      – Ох, вы же журналисты с фестиваля?