«Под словом „мышление“ я понимаю всё то, что совершается в нас осознанно, поскольку мы это понимаем. Таким образом, не только понимать, хотеть, воображать, но также и чувствовать есть то же самое, что мыслить. Ибо если я скажу: „Я вижу…“ или „Я хожу, следовательно, я существую“ – и буду подразумевать при этом зрение или ходьбу, выполняемую телом, мое заключение не будет вполне достоверным; ведь я могу, как это часто бывает во сне, думать, будто я вижу или хожу, хотя я и не открываю глаз, и не двигаюсь с места, и даже, возможно, думать так в случае, если бы у меня вовсе не было тела. Но если я буду разуметь само чувство или осознание зрения или ходьбы, то, поскольку в этом случае они будут сопряжены с мыслью, коя одна только чувствует или осознает, что она видит или ходит, заключение мое окажется вполне верным». (Рене Декарт. «Первоначала философии». 9. Что такое мышление). Этот отрывок – после знаменитого «Я мыслю, следовательно, я существую» – является важнейшим для теории Декарта, а равно и для критики этой теории. Потому что «я мыслю» и «я хожу» не означают одного и того же, даже если речь идет об осознании ходьбы. Осознание ходьбы вполне может быть безлично, и даже можно утверждать, что оно преимущественно безлично. В «Я хожу» первично хожу, а вот что такое идущее Я – остается совершенно непонятным.

Здесь может возникнуть вопрос о том, насколько безличное сознание совпадает с «бессознательным» Фрейда. Ответ, конечно же – нет, не совпадает, хотя для обозначения и того и другого очень удобно использовать слово Оно. Однако бессознательное как бы выпадает из сознания (вытесняется), тогда как безлично осознаваемое осознается. Когда, например, вы хотите есть, то разве можно назвать эту мысль бессознательной? Вы ведь осознаете, что хотите есть, равно как вы осознаете и причины этого желания. При этом, безлично осознаваемое несомненно определенным образом коррелирует с бессознательным, но… но всё это требует уточнений, которые я не могу дать по ходу настоящего рассуждения. Все же Оно в данном рассуждении следует понимать прежде всего как сознающее существо.

Одной из проблем разворачивающегося на ваших глазах рассуждения является то, что понятие «безличное сознание» употребляется в нем в двух разных значениях: во-первых, имеется в виду сознание природного человека или исторически-безличное сознание – безличное сознание, понимаемое как фаза эволюции сознания при переходе к сознанию личностному. Во-вторых, имеется в виду современно-безличное сознание, то есть безличное сознание цивилизованного человека, понимаемое как часть психической личности, а безличное сознание, разумеется, сохраняется и при развитии личности – ведь человек не перестает быть существом из-за того, что он становится сознательным существом. Впрочем, я очень тороплюсь, ведь человек у нас пока еще не стал сознательным существом. Однако же необходимо иметь в виду, что современно-безличное сознание сильно отличается от исторического. Суть отличия состоит в том, что безличное сознание является для природного человека чем-то руководящим, а для цивилизованного – чем-то подчиненным (и, соответственно, сильно измененным, потому как никто не остается таким же в состоянии подчинения, каким он является в свободном состоянии). Поэтому в полном смысле сознанием оно является лишь у природного человека. Далее, например, всё тот же императив «я хочу есть» для исторически-безличного сознания означает совсем не то, что для современно-безличного, хотя есть хочет и природный, и цивилизованный человек. Но для природного человека вокруг этого императива образуется целая жизнь, со сложнейшим комплексом осознаваемых переживаний, связанных непосредственно с добычей пищи, тогда как для городского жителя «добыча пищи» зачастую сводится к походу в магазин, а прием пищи превращается либо в автоматический процесс, либо в гурманство, но не в насыщение. При этом не будем забывать, что сложнейшие интеллектуальные процессы зачастую сводятся всё к тому же обеспечению гарантированного существования человека (стоит лишь подумать о задаче обеспечения человечества всё той же пищей). То, что определяет жизнь природного человека непосредственно, может определять и жизнь цивилизованного человека, но – опосредованно. Даже когда цивилизованный человек вынужден буквально «добывать себе пищу», всё равно он ищет работу, а не оленя. Можно было бы указать немало подобного рода существеннейших различий и завуалированных сходств между безличным сознанием природного и сознанием цивилизованного человека.

Под приспособленностью в отношении человека следует понимать нечто иное, чем в отношении животных. Собственно, животное приспосабливается к среде, тогда как человек начинает приспосабливать среду (под себя). Под пиком приспособленности я понимаю ситуацию, когда среда оказывается в подчинении у человека. Заглянуть внутрь СЕБЯ можно лишь когда окружающий мир приручен настолько, чтобы не мешать этому странному, если не сказать противоестественному процессу.

Поэтому я и говорил ранее, что не сильно противоречу Декарту, утверждая, что «тело существует». Всё равно для чистого сознания существование тела иллюзорно, и если бы мы могли рассуждать с позиции чистого сознания – как это и пытается делать Декарт – то имели бы полное право усомниться в существовании тела. Но если сознание существует вне тела (некое чистое сознание), то не в этой жизни, а рассуждать-то приходится в этой жизни, следовательно, приходится считаться и с телом.