Врата небесные. Эрик-Эмманюэль Шмитт
Читать онлайн книгу.
периодически покидала меня, чтобы заниматься своим постоялым двором. Вопреки моей настойчивости она сопротивлялась тому, чтобы я поселился там с ней или хотя бы сопровождал ее.
– Слишком рано, – возражала она.
– Чего ты ждешь?
– Подходящего момента.
В ее отсутствие я думал, что там, в долине, она встречается с мужчиной. Дважды я останавливался всего в нескольких шагах от постоялого двора, в последний момент унимая неистовство, заставившее меня в поисках объяснения сбежать по склону. Чтобы пестовать свою подозрительность, я не имел ни улики, ни признания, но подозрительность росла и крепла, тем более что не подпитывалась ничем, кроме разве что воображения – худшего из соперников. Время от времени я догадывался, что это горькое чувство не является отражением моей любви, скорее оно объясняется ощущением ненадежности: мне недоставало веры в себя. За этими маниакальными поисками соперников скрывался мой настоящий враг – я сам, тот заурядный Некто, которого я не считал ни красивым, ни забавным, ни обаятельным. Когда в минуты просветления я сознавался себе в этой беде, ревность не утихала, она только разгоралась: если, что удивительно, Нура пока не пресытилась мною, скоро она заскучает и наш союз развалится! В иные моменты я сожалел об этих припадках ревности: в чем ее обвинять? Нура столько ждала, что имеет право поддерживать отношения с другим мужчиной. Делая мне подобное внушение, разум, вместо того чтобы сгладить мою недоверчивость, тотчас укреплял ее: простой здравый смысл подтверждал мои худшие опасения.
К счастью, появление Нуры всякий раз преображало меня. Стоило моему взгляду коснуться ее, моим ноздрям насладиться ароматом ее благовоний, моей коже порозоветь от ее тепла, во мне разливался покой – властный, прочный, непритворный. Рядом с ней я никогда не испытывал ни малейшего замешательства.
Поскольку она откладывала наше обустройство у нее, мы жили как дикари. Много веков спустя, обнаружив в книге иудеев[5] описание рая земного, где свободно благоденствовали Адам и Ева, я подумал о жизни Ноама и Нуры вблизи животворящего водопада. Щедрость природы, беспечность наших помыслов, чувственность наших объятий, уединение – да, все было в нем отмечено. И все же одна подробность неприятно поразила меня: Ева разгуливает нагишом. Адам – да, бесспорно, как и я, который в начале наших любовных утех слонялся обнаженным. Но не Ева! Нура не только не давала мне возможности узнать о ней все: она не позволяла мне все увидеть. Ее обольстительность заключалась в том, что она прячет, а не в том, что выставляет напоказ, в тонкой игре явленного и сокрытого: его мерцание доводило меня до исступления. Нура была несомненной управительницей моей страсти. Я добирался до самых заветных, самых сокровенных уголков ее тела, мой язык и мой член ощущали их влажность, когда она дозволяла. Согласившись на что-то, она незамедлительно могла отказать. Расслабленность была чужда Нуре. Если она и кричала, когда моя мужская сила проникала в ее чресла, то разрешала себе подобную разнузданность, все так же оставаясь хозяйкой, – я ощущал это по
«Библия» по-гречески означает «книги». Несмотря на то, что термин «Библия» в конце концов стал относиться к единственной книге в иудейском или христианском мире, речь идет о многих собранных воедино книгах, то есть о библиотеке. Разные авторы написали различные тексты, порой несколько авторов работали над одним текстом, что представляет собой разрозненный корпус, построенный из многих слоев, достаточно неоднородный, а зачастую и противоречивый. Мировая история и минувшие века придали Библии огромное значение, упрочили ее сакральный, неприкосновенный характер вплоть до того, что в эпохи нетерпимости она стала Книгой в ущерб всем остальным, единственной Книгой, которую следовало переписывать от руки, а затем, когда Гутенберг изобрел механическое копирование, и печатать. Хотя Библия принесла много пользы, ее путь лежал через горы трупов: во имя Библии, а бывало, во имя ее специфического прочтения, совершались убийства. Я не могу удержаться от предположения, что если, следуя этимологии, ее называли бы Собранием, то полнее осознавали бы, что она являет собой сборник текстов, а не продиктованное Господом категорическое эссе.