Преступление и наказание. Федор Достоевский
Читать онлайн книгу.
остров насквозь.
115
…такой же художник, как Пушкин или Тургенев. – По-видимому, речь идет о снах персонажей у Пушкина (сон Григория Отрепьева, сон Гринева, сон Татьяны) и у Тургенева (повесть «Призраки», напечатанная в журнале «Эпоха» в 1864 г.).
116
Да ты, Миколка, в уме, что ли… – Совпадение имени мужика, забивающего лошадь в сне Раскольникова, и маляра, принимающего вину на себя, по мнению большинства исследователей, представляет две стороны национального характера по Достоевскому: «бездну Содомскую» и «бездну Богоматери»; кроме того, это и два начала в герое: любовь к людям и презрение к ним, желание «взять власть».
117
По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! – Один из источников этой сцены – стихотворение Н.А. Некрасова «До сумерек» (1859) из цикла «О погоде»; другой – поэма В. Гюго «Melancholia». См. Серман И.З. Некрасов и Виктор Гюго. – В кн. Русско-европейские литературные связи. М. – Л., 1966. С. 128–136.
118
…такой безобразный сон! – В черновых записях к ПН есть заметка: «Мое первое личное оскорбление, лошадь, фельдъегерь» (ПСС. VII. 369). Речь идет о раннем впечатлении писателя от виденной им сцены во время поездки Михаила и Федора Достоевских из Москвы в Петербург: «Прямо против постоялого двора через улицу приходился станционный дом. Вдруг к крыльцу его подлетела курьерская тройка и выскочил фельдъегерь <…>. Фельдъегерь был высокий, чрезвычайно плотный и сильный детина с багровым лицом. Он пробежал в станционный дом и уж наверно “хлопнул” там рюмку водки. Помню, мне тогда сказал наш извозчик, что такой фельдъегерь всегда на каждой станции выпивает по рюмке, без того не выдержал бы “такой муки”. Между тем к почтовой станции подкатила новая переменная лихая тройка, и ямщик, молодой парень лет двадцати, держа на руке армяк, сам в красной рубахе, вскочил на облучок. Тотчас же выскочил и фельдъегерь, сбежал с ступенек и сел в тележку. Ямщик тронул, но не успел он и тронуть, как фельдъегерь приподнялся и молча, безо всяких каких-нибудь слов, поднял свой здоровенный правый кулак и, сверху, больно опустил его в самый затылок ямщика. Тот весь тряхнулся вперед, поднял кнут и изо всей силы охлестнул коренную. Лошади рванулись, но это вовсе не укротило фельдъегеря. Тут был метод, а не раздражение, нечто предвзятое и испытанное многолетним опытом, и страшный кулак взвился снова и снова ударил в затылок. Затем снова и снова, и так продолжалось, пока тройка не скрылась из виду. Разумеется, ямщик, едва державшийся от ударов, беспрерывно и каждую секунду хлестал лошадей, как бы выбитый из ума, и наконец нахлестал их до того, что они неслись как угорелые. Наш извозчик объяснил мне, что и все фельдъегеря почти так же ездят, а что этот особенно, и его все уже знают; что он, выпив водки и вскочив в тележку, начинает всегда с битья и бьет “всё на этот самый манер”, безо всякой вины, бьет ровно, подымает и опускает и “продержит так ямщика с версту на кулаках, а затем уж перестанет. Коли соскучится, может, опять примется середи пути, а может, Бог пронесет; зато уж всегда подымается опять, как подъезжать опять к станции: