Возвращение Орла. Том 2. Владимир Алексеевич Фадеев
Читать онлайн книгу.
emphasis>Бухгалтер – Утренние гости – Семён расследует – Плохишская тайна – Златая цепь – Рукопись, глава шестая – Лилит в милиции – На тот берег! – Сон Семёна – …От яиц Леды – Омут – На другом берегу – Жуткий улов
Бухгалтер
И вот у самых дверей в кабинет Коротков столкнулся с неизвестным, поразившим его своим видом.
И он снова вспомнил, что и в прошлом году, именно в это время, на третий или четвёртый день после Победы, директора как ветром сдуло. Разгар посадки, какие дела в Москве могут быть важнее дел в Дединово? Ещё через два или три дня после его отъезда случилось ЧП с бывшим парторгом, нужно было этим происшествием заниматься, милиция, районные следаки, райкомовская комиссия – а директора нет. Парторга, Маркова Евгения Елизаровича, до сих пор так и не нашли, а хватились сразу: утром он позвонил своему прямому шефу в райкомовский орготдел, пустил панику, что «река выходит из берегов (половодье две недели как сошло), всему конец», из кабинета убежал взъерошенный, чуть, кстати, не сбил его, Ивана Прокоповича, с ног, не извинился, прохрипел какое-то ругательство и на своём «газике» – из окна бухгалтерии видели – рванул в сторону дома. И всё. Через час его начали искать райкомовские, домой послали директорского водителя, он-то и обнаружил, что партийный «газик» стоял около ворот с работающим двигателем, но в доме Евгения Елизаровича не было, а по двору бегал агрессивный хряк.
Поросёнка вызванная с работы жена Маркова за своего не признала, впрочем, ей было не до поросёнка: впечатлительная женщина так разволновалась от скопления людей и ощущения беды, что её в предынфарктном состоянии увезли в Луховицы. Хряка же, как своего, забрал пьяница-сосед, а поскольку никто этой экспроприации не оспорил, к вечеру того же дня из-за соседова забора уже вовсю тянуло палёной щетиной.
А вспомнил потому, что в правлении вчера – в воскресенье! – появился прошлогодний сыщик. Тогда, год назад, он Прокопыча просто достал: «Вы же виделись с ним последний? А что он вам сказал? А вы не повздорили? А где вы сразу были после этого? Кто может подтвердить?». Ну, и так далее и тому подобная ересь. Вопросы задавал как робот, этаким механическим голосом, ответы не слушал, едва Прокопыч собирался открыть рот, перебивал, как бы давая понять, что он и так всё знает: куда, кто и почему делся, а спрашивает для проформы или маскировки крайнего своего недовольства. «Вы сами-то кто будете? – спросил, наконец, и Прокопыч, когда тот после каскада безответных вопросов вдруг о чём-то задумался. – Вы что, из органов?». «Я из органов? – удивился странный сыщик и, оглядев при этом свой фасонный, явно не москвошвеевский серый костюм, словно кто-то его испачкал, перешёл на человеческую интонацию: – Нет, это вы из органов, я из… – и опять оглядел себя как бы со стороны, – я из других компонентов». Остряк. Посмотрел на Прокопыча, будто искал, за что бы зацепить его и потащить, и не нашёл. В общем, ерунда…
Но вчера этот следопыт вышел из закрытого кабинета директора, увидел Ивана Прокопыча и, не поздоровавшись, задержав на секунду на бухгалтере взгляд, словно тоже что-то вспомнив, ткнул в него пальцем и вернулся назад.
Этого взгляда бухгалтеру было довольно, чтобы заметить некоторую озабоченность, даже нервозность, и ещё то, что Прокопычу он был явно не рад, последняя гримаса с тычком пальцем как бы говорила: «Ты-то во всём и виноват!». Пустяк, а бухгалтеру Сутейкину стало не по себе: что же это он такое вспомнил? Что можно вспомнить о человеке, который и сам-то о себе ничего такого не помнит? За столько лет при деньгах ни копейки к нему не пристало, не было на этот счёт ни в душе, ни в голове у него места-лазейки, хотя сколько раз в мутном потоке дотаций и перерасходов проплывали – руку к авторучке протяни – разные лёгкие суммы, но для всего он находил приходную статью. Репутация же всё равно была не исключительно честного, а исключительно умного человека. Что хочешь, то и думай. Одно время замдиректора (года три проработал, пока не пропал… а ведь тоже, кстати, в эти дни, в мае…) даже приклеил к нему звание дединовского Корейко, но не удержалось прозвище. А уж как он вокруг Прокопыча крутился: и в друзья набивался, и выпить предлагал, в шахматы ему проигрывал по пять раз подряд, и всё сетовал, что главный бухгалтер такого знаменитого совхоза и без машины, но Иван Прокопович только усмехался. «Бендера на тебя нету!» – сокрушался зам перед тем, как пропасть. Бендера… Ну, не глупые ли люди? Какого Бендера, если у него под кожей, в какое место ни ткни, вот таким слоем, как жир у моржа, залегал реликтовый страх похлеще любого Бендера? Сколько б он и до этого ни пытался рассуждать о его происхождении и праве столько лет держать человека за холку, проигрывая самые худшие варианты в биографиях неизвестно как сгинувших родственников, страх не раскрывался и, значит, не исчезал. До чего доходило: он боялся, что дочку, Катеньку его разлюбезную, вдруг да не примут в октябрята, а потом в пионеры, а потом в комсомол, потому что… почему? Что за пуповина тянулась к нему с самых двадцатых годов, у всех давным-давно порвалась, а его кишочка все накачивает, накачивает чужой виной. А – чужой? А – виной? И никому ведь не расскажешь, смешно это, смешно и глупо. Да, было бы смешно, если б не чувствовал Иван Прокопович враждебность пространства так сильно, что