И только лошади летают вдохновенно. Екатерина Кастрицкая
Читать онлайн книгу.
зимой на улицу, она обязательно простудится. Что рацион 6 кг сена и 6 кг овса – это то, что лучше для лошади. Ну и много еще подобного.
После лицезрения нескольких тренировок и посещения соревнований даже мои родственники и знакомые, которые раньше говорили, что я «дурью маюсь», вынужденно признали, что да, спокойно смотреть на это сложно. Особенно, когда они видели, как меняется Рыжуль. Попавший к нам именно из той самой спортивной среды.
***
Из всех спортсменов, детей из учебки, тренеров, в общем, всех, хоть мало-мальски причастных к лошадям, единственным человеком, который мог зайти к коню не только для того, чтобы его поседлать-поездить-расседлать, а, например, чтобы просто пообщаться или угостить сахаром, единственным человеком, который пытался пробовать что-то иное, была Люба. Только на ее тренировки можно было смотреть без содрогания. За что ей же и доставалось частенько. За «излишнюю мягкость и попустительство». И хотя форсирования и «ломки» было много и у нее – потому что система «совсем по-другому» не позволяет – но было все же и человеческое.
Люба была единственным человеком, пришедшим в конюшню после того, как лошадям сделали прививку от гриппа, когда нельзя было ездить верхом. И я, не выдержав, спросила, что она здесь делает. Не в тот день, а в глобальном смысле. Потому что разница в отношении к лошадям по сравнению с остальными – просто пропасть. А она призналась, что это – единственная возможность общаться с лошадьми, если живешь не в Минске, а в Зазерье. И что бросить их она не может…
***
Я ездила на ту конюшню каждый день. До или после работы (а иногда – вместо). Чтобы Рыжуль мог гулять. И частенько ехала домой с директором спортшколы. По дороге разговаривали. Естественно, о лошадях. Пару раз мне предлагали место в коневозе – чтобы Рыжуль мог поучаствовать в съемках (тогда как раз шла работа над фильмом «1612»), я вежливо отказывалась. А однажды, после того, как директор увидел, насколько аккуратно и бережно Рыжулин общается с детьми, он спросил, не хочу ли я дать его «под детей». В учебку.
– Мы закрепим за ним одного или двух детей – он же все равно у тебя не работает…
Только понимание, что это предложение было сделано из добрых побуждений, помешало мне отреагировать так, как хотелось.
– А что со школьными лошадьми? Неужели их не достаточно?
– У нас все старые или больные.
– Старые? – удивилась я. – Какие же это старые – 10 лет, а то и 8?
И услышала, что почти каждая из них хромает, или кашляет, или страдает еще каким-нибудь недугом. А вообще – моей лошади занятия спортом пошли бы только на пользу.
– Нет, спасибо, – попыталась я закрыть тему.
– Но почему? У нас многие так делают. А он спокойный, воспитанный, обученный, детей любит…
И я объяснила, в каком состоянии попала ко мне лошадь после того самого спорта, сколько сил пришлось приложить и какой путь проделать нам обоим, чтобы можно было видеть то, что директор видел в тот день. И что я никогда не позволю Рыжулину вновь пройти через это. Что он никогда-никогда