Бог одиночек не любит и отшивает.

      Им остаётся пить об одном стакане.

      Эта вода – ни мёртвая, ни живая –

      Держит тебя, как рыбину на кукане.

      Тёмен подвал, и в нутре у него – Ионка,

      Марья Моревна дыма, басов Гудини…

      Взрослым не меньше прочих нужна продлёнка

      С играми в Чакраборти и кундалини.

      Тусклым гало мерцающий край бокала

      Слезшими с игл ангелами облеплен.

      Жизнь, что тебя как следует обшмонала,

      Мало чего нашла в сигаретном пепле:

      Ни тебе сатори, ни тебе Санторини…

      Вот и сиди, укрывшись в окопах прона!

      «Бог одиночек не любит…» – басит Гудини.

      «…И отшивает», – вторит ему Иона.

      Этому миру лор прописали плохо,

      Или не очень точной была натура.

      Если ты бог, ты носишь гламурный бохо,

      Если ты бомж, то – бохо, но без гламура.

      Ветер качает кроны и колыбели.

      Люди едят людей и кивают богу,

      Мол, не хватает водки и сацебели,

      Сбегал бы в магазинчик через дорогу.

      Всякий, непроизвольно произносящий

      Речи во славу или в опроверженье,

      Знает, что вскоре тоже сыграет в ящик,

      Чёрный, что-где-когдашный, на пораженье.

      Бог незаметно слушает, вспоминая,

      Как он старался, не успевая всюду,

      И покупает мёрзлый кусок минтая,

      И оставляет в раковине посуду.