Похождения полковника Скрыбочкина. Евгений Петропавловский
Читать онлайн книгу.
порядка не были способны этому помешать, поскольку на самом деле всем всё можно, а дальше будет нисколько не лучше, дальше будет только хуже, одна головная боль и кровища, потому вопрос – присутствовать или отсутствовать в окружающей жизни – он останется без ответа, ведь человек не умеет решить его самостоятельно, хотя и пытается, но от этого только беда, только зряшное членовредительство, в конечном счёте за человека всегда решают другие, которых можно разглядеть в богатых ресторанах сквозь толстые стёкла, они сидят, выпятив животы, сверкают лысинами, курят длинные сигареты и пускают дым сквозь волосы своих женщин, которые любят смеяться и двигать у всех на виду голыми ногами, а значит, никому больше не надо ничего бояться, раз правды нигде не найти, надо придумать её самому и рассказывать другим людям, а то и не рассказывать, но держать исключительно для собственного пользования, пусть это и окажется настоящая правда, самая простая и единственно правильная среди всех остальных, ничего уж тут не поделаешь, дальше станет не лучше, дальше станет только хуже, оттого что теперь всем всё можно, всем всё можно, всем всё можно…
Так размышляя, бродил он по городу запутанным безотчётным маршрутом до самого вечера. Скрипя зубами, вытерпел густоту сумерек, медленно растекавшихся по его лицу и пропитывавших одежду. После чего продирался сквозь тьму и приблизительное пространство, как замороченный лесовиком зимогор продирается сквозь дремучий кустарник, оставляя на многопало раскоряченных ветках обрывки своих ветхих гунек, а затем – кровавые лоскутья кожи и даже, может быть, мяса… А его мысли скакали внутри замкнутого круга и не могли отыскать выход наружу.
На короткое время зарядил холодный зимний дождь. И Тормоз заплакал вместе с дождём. Асфальт глотал его слёзы и, наверное, выпил бы всего без остатка, если б непогода продлилась достаточный срок. Однако вскоре туча уползла на край города, и влага на щеках Тормоза высохла.
Вокруг мельтешили автомобили с зажжёнными фарами и люди с расхлябанными лицами, но Тормоз не обращал на них внимания. Пульсируя, всё шире наползало на его мозг ощущение безнадёжности. Как будто каждый раз, когда он двигался в новом направлении, перед ним вырастали крепкие, хотя и не различимые человеческим зрением стены. Тормоз догадывался, что это неспроста, и продолжал идти куда предполагал, однако использовать инерцию, проламывая свежие преграды, становилось всё труднее и труднее. Он метался по улицам, стараясь остаться в прежнем образе живого человека, обрывая на себе клочья волос, крича последние слова русского языка сквозь густую мутность недоброкачественного воздуха, и от него шарахались трамваи.
А потом вдруг ржавая пружина страхов и непонятностей, не выдержав напряжения, лопнула и превратилась в пыль, будто её никогда не существовало. И всё для Тормоза стало ясным и простым, как булка