Махавира. Наталья Попова
Читать онлайн книгу.
Федя был с крысиным беспощадным лицом, как же я ясно видел насколько же он был уже мёртв.
Так проносилась осень, я ездил каждые выходные домой на электре. С каждым днём я всё меньше и меньше записывал лекции и в один момент я начал грызть семечки и харкать в тетрадь. Я больше никогда там ничего не делал. Мы сидели с Эдиком на самых задних партах и никогда не слушали, что там бормоталось для тоскливого записывания. И вечно кто-нибудь тщетно просил подождать, так шла бы в школу скорописания, а не в самый престижный экономический вуз Поволжья. К нам примазался и третий, к которому с первого дня крепко прилепилось погоняло Коммунист. С Эдиком нас связывала страсть к року, мы слушали Хим, оба играли на электрухах, оба были просто отбитыми по жизни. Коммунист же больше всего любил обсудить гомосексуализм, он смотрел всякий глубарт, читал шизиков, одевался, как Ленин. И мы втроём беседовали на перемене о музыкантах, коммунист вкинул любимую тему, а Эдик сразу ответил Пласебо.
После занятий мы пошли на незаконный рынок, где свободно торговали палёными сидишками, забитыми под завязку всем, чем пожелаешь: ментовские базы, горы порнухи, виндовсы и один самый заветный со всеми студийными альбомами Пласебо. О да, они сразу отмели подтухших Химов в сторонку. Они стали единственными, у которых я послушал и одобрил каждую спетую песню. Их музыка – гимн одиночеству, но не тому, что загибает, а тому, что к голой истине приближает. Такой феерический человеческий голос. Это сопрано на меня воздействовало точно не как плацебо. Эдику они тоже нравились и мы одновременно пели на ломаном англезе. Коммунист поступил по взятке на бюджет. Отдал сотку, по тем временам не хило у кого-то карман прогрелся.
Никто никогда не мог меня не то что сокрушить, а даже прогнуть маленько. Они всеми силами пытались дотронуться до меня, но ничего не выходило, хотя кто знает, что у таких разрастается на уме. Такими были эти братья, они временно перестали выпендриваться передо мной выясняя свои никому не нужные отношения, как фуфлыжники и чмохи. Я стал их основною лёгкою мишенью. Они подозревали, что со мной что-то не в алфавитном порядке и изводили меня, не прям изуверски, но очень ощутимо на периферии, на самых волосках. Они сжирали еду, которую мне накладывала мать, откровенно признавались в этом и ходили хихикали. Дошло до того, что к нам заселилась аж их мать. Эта колхозница торчала перед телеком всю ночь, пока я напрасно пытался уснуть под одним одеялом с двумя умеренно агрессивными зверьми.
Они полагали, что я их дружбан на веки вечные. Самое интересное Федя и Петя поступили тоже через взятки и на бюджет. Они были настолько необратимо деградированными персонажами, что на семинарах, сидя рядом мне было стыдно, что такие люди вообще способны уживаться в цивилизационном обществе. Им бы не помешало носить красную шляпу с мишенью посреди лба, чтобы какой-нибудь умный чувак засадил туда пулю, чтобы таких кретинов не было.
Старший Петя на вопрос преподавателя всегда отвечал, что не готов. Федя начинал