Подумайте, что тут смешалось: дети, психиатрическая клиника, бесследная пропажа. Исчезновение в Вальденбрухе по праву признано самым шокирующим, жутким и странным событием в Германии за последние десять лет. Ни одну тему так не обсосали. Даже на беженцев всем срать.

      Люди трещат как попугайчики: куда, как, почему? Пропажа двадцати трех недомерков скопом почему-то перекрыла общую статистику похищения детей в Германии – пятнадцать тысяч случаев ежегодно.

      Никто не задает другие, не менее важные вопросы: кто они, эти дети? Почему они в клинике? Почему Вальденбрух называется экспериментальным проектом?

      Неужели никому не интересно?

      Зря-зря.

      За ответами на эти вопросы вы сможете найти и подсказки к тому, что всех так волнует.

      Ушки на макушке?

      То-то же.

      Тогда подписывайтесь на мой канал, и я начну распутывать для вас сложную и зловещую правду о Вальденбрухе и его пациентах. Я расскажу вам то, о чем не хотят говорить остальные.

      В следующем выпуске мы начнем с истории клиники. Ставьте лайки, подписывайтесь и следите за обновлениями. Они не за горами.

      С вами был Джокер. Смейтесь вместе со мной. Смейтесь, чтобы не бояться…

      Леа словно двигалась по шаткому канату, который норовил вот-вот оборваться. Каждое движение казалось избыточным, а под ней ревела черная пропасть, готовая поглотить ее, как только она оступится.

      «А ты оступишься, оступишься! Это обязательно произойдет!» – злобно шипел внутренний голос по прозвищу Шептун.

      Что бы Леа ни делала, Шептун говорил, что все будет плохо.

      Шептун жалил ее и заставлял бояться.

      Мама говорила, что Шептуна нет…

      «Вот прям сейчас! Раз – и навернешься! Сломаешь ногу! Хрясь! Напополам!» – не мог угомониться голос, и ей хотелось заткнуть уши, но тогда он стал бы только громче.

      Не оступиться… Линия под ней дрожит по краям. Или это она сама дрожит…

      Но останавливаться нельзя, так велено.

      «Не дойдешь до дома! Линия вот-вот надорвется! Дуреха! Сейчас, вот прямо сейчас что-то случится!»

      Замолчи, Шептун. Тебе лишь бы злорадствовать…

      Девочка попыталась сконцентрироваться на маминых указаниях:

      «Идешь прямо до светофора. Никуда не сворачивай. Я буду ждать тебя на углу, у пекарни. Поняла?»

      Внезапно хрупкое равновесие нарушили: в ребра что-то больно ткнулось. Она падала, а на ухо – уже наяву – кто-то неприятно гаркнул:

      – Глаза разуй, соплячка!

      Леа все равно их не открывала. Пальцы ощущали шершавость тротуара, казавшегося едва реальным. Шептун уже исходил на гортанный крик, придумывая все новые и новые ругательства…

      – Эй, а ну встань, – вдруг тихо раздалось прямо перед ней.

      Кто-то взял ее за руку.

      – Открой глаза.

      – Нет, – упрямо ответила Леа.

      Шептун вдруг замолк, как если бы его наконец приструнили. В ее мир стали проникать звуки, вытесненные ранее собственным страхом. Сигналы машин. Хохот. Звон бутылок.

      Уха коснулось чье-то сухое теплое дыхание:

      – Я