На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади. Владимир Сонин
Читать онлайн книгу.
и проветрил квартиру. Вечером я посмотрел какую-то политическую дрянь про то, что наша промышленность все лучше и лучше, а потом, впитав достаточно патриотизма, переключил на какой-то тупой сериал. Сути я не уловил, но там бандиты были против ментов, менты против бандитов, и какая-то женщина с грудями, которая что-то пыталась раскрыть и шла по следу, а я шел по следу за ней, то есть за ее грудями, колыхающимися при каждом малейшем движении и придающими картине особую пикантность, как наверняка думал не вполне удавшийся режиссер этого не вполне удавшегося фильма. Впрочем, дело не столько в режиссере, сколько во мне: с тех пор, как я завязал с бухлом, на уме только и было, что женщины и похоть. С раздражением выключил фильм и, как назло, стал представлять Машу с ее другом. Сегодня она сосет у него, а завтра придет и поцелует меня, как ни в чем не бывало. Что за жизнь? Что за собачьи отношения? Здесь уж точно собачьи.
Уснул я под утро, раздразнив себя этими картинами чужой любви так, что не помогали даже таблетки. Она пришла на работу и поцеловала меня. Я ничего не сказал.
А потом зашел Перевогин и сообщил нечто странное и неожиданное. В том, что он зашел, собственно, не было ничего удивительного, и мы уже приготовились наблюдать очередные попытки любовных заигрываний, но он, обращаясь, конечно, прежде всего к Маше, сказал:
– Егора Алевтиновича уволили.
Мы удивленно на него посмотрели.
– Да. Мне так С-ов сказал. Говорят, он подготовил какой-то отчет, за который его и уволили. Не знаю точно о чем.
Перевогин помолчал, посмотрел на Машу, потом на меня, как бы сомневаясь, продолжать или нет, но все-таки решился:
– Еще говорят, что директор получил и другой отчет, который сделали вы. Может, и из-за него. Не знаю. Но берегитесь. Егор злой как собака.
В первое мгновение, когда я это услышал, подумал, что только ради такой новости стоило сегодня ехать на работу и облизать ее губы, чем бы ни были они заняты накануне. Внутри у меня как будто все озарилось, и такая доброта разлилась, что стало мне хорошо как никогда. Это была какая-то эйфория. Это была победа.
Когда отвыкаешь от какого-то ощущения, а потом снова его обретаешь, или впервые обнаруживаешь то, что тебе, как выясняется, способно доставлять истинное наслаждение, – это приносит величайшую радость. Конечно, само по себе увольнение человека – дело скверное, но увольнение такой паскуды для меня было делом радостным. В те минуты совершенно не существенным было то, что, возможно, меня и самого сегодня же уволят, потому что этого-то я как раз ожидал; важно было то, что наша работа разорвалась как бомба и уничтожила этого урода.
А потом начало появляться опасение, что этот псих обязательно начнет мстить. В этом я был уверен, как и в том, что произойдет это уже скоро.
Перевогин ушел, Маша подошла ко мне и с чувством благодарности начала гладить меня по голове и целовать. Надо ли говорить, о чем были мои мысли? Конечно, про благодарность я выдумал, потому что