Проклятый морем. Александр Беляков
Читать онлайн книгу.
историческую байку о Микеланджело Буонаротти, якобы отравившего натурщика, чтобы создать максимально правдоподобный образ мертвого Христа.
К Мейеру то и дело обращались за интервью ― и все они проходили п одному и тому же шаблону: «А вы правда убили актера?», «А он знал, что по сценарию должен был умереть?», «А как вы теперь собираетесь смотреть в глаза его жене?», «Где, по-вашему, грань, которую не должен переступать творец?». И так далее, и тому подобное. Гарри чувствовал себя так, будто к нему снова и снова возвращался Мик Слэйд, смотрел холодно-хищно, задавал одни и те же каверзные вопросы, дожидался малейшей ошибки.
– Мой фильм должен был закончится на позитивной ноте, ― раз за разом повторял Мейер. ― Смерть актера была случайностью. Видимо, сама судьба распорядилась таким образом. Вероятно, кто-то там, наверху, решил, что этот фильм должен закончиться смертью.
Эти слова не могли не вызвать возмущения общественности, и с каждым днем все громче звучали требования снять «Сагу» с проката ― сначала от родительских комитетов, затем от религиозных общин и молодежных организаций, а следом к ним подключились правозащитники и актерские профсоюзы. Последние даже вышли на митинг под лозунгом «Мы не желаем, чтобы нас убивали во имя искусства!».
Мейер надеялся, что заступничество высоких покровителей позволит ему удержаться на плаву ― пока однажды утром не обнаружил на первой полосе газеты заметку о том, что мэр города Эдвард Хантер обещает сделать все, чтобы «Сагу» не просто сняли с проката, но запретили к показу вовсе ― в том числе и за пределами страны.
«А если бы этот фильм был о войне ― солдаты умирали бы по-настоящему?» ― резал глаз огромный заголовок, цитирующий слова мэра.
Трясущимися руками Мейер дотянулся до телефона и набрал номер.
– А, Гарри! ― добродушно откликнулся Хантер в ответ на робкое приветствие. ― Ты, я полагаю, увидел сегодняшнюю газету?
– Да. Мистер Хантер, вы…
– Ох, Гарри, я понимаю, что ты расстроен. Но видишь ли, твой фильм расстроил очень многих людей. Влиятельных людей. А зачем расстраивать людей? В мире и так достаточно зла и скорби, к чему приумножать их лишний раз?
– Мистер Хантер…
– Видишь ли, Гарри, я человек добросердечный и сострадательный, и когда я вижу расстроенные лица, то расстраиваюсь сам. А когда я расстроен ― я становлюсь таким неприятным… Так что ты уж побудь хорошим мальчиком и не расстраивай меня, ладно?
Мейер сжал трубку так, что она затрещала.
– Хорошо, мистер Хантер. Я побуду хорошим мальчиком.
– Вот и славно. Я знал, что ты совсем не такой плохой, каким иногда кажешься.
– Да, ― убито ответил режиссер. ― Я не плохой. Всего доброго, мистер Хантер.
– Бывай, Гарри.
В трубке послышались короткие гудки.
Мейер тяжело опустился на пол.
«Сага» вышла такой, какой он задумывал ее с самого