Некроманс. Opus 2. Евгения Сафонова
Читать онлайн книгу.
верность надёжнее, чем её могли бы купить любые деньги… или страх. Жаль только, он спас единицы, ведь я знаю, сколько ещё остаётся неспасённых. Сколько громко проклинают имя Айрес в трущобах или тихо – в особняках. Сколько лишились родных и друзей и бездействуют лишь потому, что боятся подставить оставшихся… – Он прислушался к тишине, воцарившейся в коридоре, отражавшей молчание инструмента в гостиной. – Похоже, закончил.
– Я тебе не ве…
– Помолчи пару минут, хорошо? В конце он обычно играет то, что получилось. – В словах снова прорезалась усталость: так взрослый просит ребёнка не рисовать фломастером на бумагах с работой, на которую он потратил последний месяц. – Потом можем продолжить, но сейчас я хочу послушать… Думаю, тебе это тоже должно быть интересно. Если, конечно, ты действительно музыкант.
Уняв язвительность, Ева устремила взгляд на светящийся ключ, желчно выжидая, когда оттуда снова польётся то, что Кейлус Тибель считал музыкой.
Вначале в хрупком, трогательном фа-диез миноре зазвучало вступление: кружево высоких триольных переборов, сплетённое светом, одиночеством и трепетной болью живого сердца. Их переливы спустились вниз обречённым вздохом, воспарили обратно к верхним регистрам робкой надеждой на счастье и, истаяв на вопросительной паузе, зазвучали вновь уже в басах, чтобы над ними – ритмом рваным и болезненным, как чьё-то сбивчивое дыхание – Кейлус запел мелодию своего нового романса.
Ты знаешь два пути – я знаю третий,
Путь, озарённый пламенем пожаров,
По волоску над бездной – в полусвете
Звезды во мгле и лезвия кинжала…
Ева застыла, не видя того, на что смотрит, не веря тому, что слышит. Забыв, где она, забыв, кто играет и поёт за запертыми дверьми, забывая саму себя.
Она не знала, насколько точен перевод, обеспеченный чарами. Не знала, что благодарить за этот перевод, сохранивший красоту рифмы и ритма, – магию или собственное сознание. Но то, что она слышала, завораживало, и всё, что так странно воспринималось разобранным на части, соединилось чарующе органичным целым. Резкость созвучий, прихотливость интонаций, причудливость гармонизации и модуляций – то, что прежде казалось неправильным, теперь слышалось единственно верным. В музыке, сплетённой с пением нерушимой ажурной вязью, далёкое мешалось с близким, понятное – с непостижимым, зов – с предупреждением, насмешка – с мольбой, страсть – с печальной отстранённостью прощания; и этот голос, голос ангела за миг до падения…
Так мог бы петь Люцифер, в последний раз оглядывая рай перед изгнанием.
Мой путь отмечен выжженной травою,
Но я смеюсь – кому по нраву стоны?
Ты не найдёшь меня среди героев.
И среди павших. И среди влюблённых.
Я странник Между. Эхо. Сон и пламя.
Танцор на грани вымысла и были.
Но я коснусь – горячими губами,
А не бесстрастным ветерком от крыльев.
Мелодия