Во имя Науки! Убийства, пытки, шпионаж и многое другое. Сэм Кин
Читать онлайн книгу.
них были и человеческие. В своем личном каталоге он перечислял: «кожа руки черного с инъекцией красного воска и ртути»; «фетус негра из Вирджинии»; «камни, извлеченные из вагины черной африканской девочки». В 1727 году Слоан использовал свою коллекцию в качестве трамплина, чтобы стать президентом Королевского общества. Он сменил на этом посту Исаака Ньютона.
В 1753 году, перед смертью, Слоан совершил нечто необычайное. Он хотел финансово обеспечить дочерей, но при этом сохранить в целости коллекцию, чтобы она не рассеялась на аукционе. В завещании он указал, что передает все собрание британскому правительству за 20 000 фунтов (3,1 миллиона долларов на сегодняшние деньги) для создания музея. Чтобы собрать нужную сумму, правительство устроило лотерею с билетами по 3 фунта (470 долларов), и, несмотря на некоторые махинации (например, организаторы скупали билеты пачками и перепродавали их по завышенным ценам), лотерея собрала 300 000 фунтов (47 миллионов долларов). Поскольку правительство хотело сделать музей открытым для публики, его назвали Британским музеем. Он быстро стал одним из самых известных учреждений в мире. Позже большая часть экспонатов из собрания Слоана была передана в Музей естественной истории в Лондоне – еще один маяк цивилизации. Таким образом, собрание Слоана, множество предметов из которого имело непосредственную связь с рабством, стало основой коллекций самых знаменитых культурных учреждений мира.
Честно говоря, как-то выделять эти музеи нет оснований. Другие образцы, имеющие отношение к работорговле, можно обнаружить в Оксфорде, Глазго, Челси. На самом деле почти в каждом музее естествознания в любом крупном европейском городе – в Париже, Мадриде, Вене, Амстердаме – наверняка есть экспонаты аналогичного происхождения. Впрочем, это не просто пыльные диковины. Ученые до сих пор обращаются к этим коллекциям для изучения окультуривания диких растений и исторического изменения климата. Из этих же образцов извлекают ДНК, выясняя эволюционное развитие растений и животных. Тем не менее большинство ученых остаются в полном неведении о происхождении предметов, с которыми имеют дело.
Не знают об этом и многие историки. Только некоторые из них, будучи не в силах больше закрывать глаза, начинают, наконец, разбираться в происхождении музейных коллекций. Кое-кто даже пытается развернуть научную дискуссию о репарациях жертвам рабства и о культурном наследии рабовладения. Как заметил один из них, дискуссии о прибылях, которые принесло рабство, обычно ведутся в рамках «долларов и центов, фунтов и пенсов. Однако эта прибыль, безусловно, может измеряться в собранных образцах и опубликованных статьях».
Признание такого наследия может быть болезненным для ученых. В конце концов, разве научный прогресс – не та сила, что действует на благо человечества? Безусловно. Но это еще и человеческие устремления, действия людей, полных благих помыслов, но подверженных ошибкам, людей, поглощенных своими исследованиями и игнорирующих угрызения совести. Таких, как Генри Смитмен.