Согнувшись, уходил колдун с холма, унося с собой имя. Его не тревожили ни черные тучи, что по-прежнему клубились в вышине, ни женский смех, слышавшийся вдалеке.

      Перевал остался позади – вниз вела крутая каменистая тропка. Долина, некогда сплошь покрытая песками, цвела – полуденные ветры более не были ее хозяевами. Теперь здесь царствовали арыки и пальмы. Поднявшаяся рожь колыхалась, колеблемая легким бризом. Тишина оглушала. Путник в длинном черном запыленном плаще тяжко оперся на истертый двурогий посох. Неужели перед ним лежит цель его бесконечно долгого странствия? Неужели, наконец, подошли к концу годы, о нет, столетия скитаний?..

      Привычным движением он откинул от лица кончик гутры. Суровое обветренное лицо осветила скупая улыбка.

      Да, теперь в этом нет сомнения – перед ним город, которому предстоит стать городом Пророчества. Древние карты не врали – город не занесен песками, не забыт народами. Просто почти не осталось тех, кто готов поверить легендам, а не болтливым проводникам. Отсюда, от перевала, видны полуночные ворота города – начищенные медные полосы сверкают под солнцем. Это он, Медный город – «город, которого нет»…

      Где-то на его улицах должна жить она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вновь дарует ему жизнь во всей ее полноте. И в тот миг, когда вновь станет он самим собой, на колени перед ним падет мир – мир, которому суждено стать вотчиной величайшего из магов, справедливейшего из правителей, самого достойного из всех, кого носила земля.

      Однако путь еще не окончен. Ибо имя Девы Пророчества лишь предстоит узнать. Как следует узнать и то, где до времени прячет она амулет, сколь далеко это место находится и нет ли возможности выкрасть его из-под носа Пророчества.

      Увы, и даже после того, как знание будет обретено, придется придумывать, как обмануть ничтожных людишек, обитающих здесь. Ибо они – да, путник не сомневался в этом – способны стать непреодолимым препятствием на пути к его Цели.

      Через сады вела широкая тропа. По ней могли пройти рядом два человека, однако и для стража на лошади, и для арбы она была слишком узкой. Тропа входила в город с полуночи, расширяясь лишь у самых ворот, в эту пору дня широко и гостеприимно распахнутых. Однако опытному глазу путника видны были и засады и ловушки, которые поджидали незваных гостей из-за гор.

      О, сколь сильно изумился бы этот человек в запыленной гутре, если бы узнал, что глаза подводят его: ибо не засады и ловушки, а дренажные канавы и мусорные ямы разглядел он вдали. Глаза-то были зорки, но путник ожидал увидеть опасность – и потому видел только ее.

      Стены домов казались издали ухоженно белыми, одеяния горожан могли поспорить с радугой, заборы-дувалы скрывались под многоцветными коврами, сверкавшими на ярком солнце мириадами блестящих нитей… И гомон… И крики торговцев… И суета…