Заметив Босха, полицейский, здоровенный малый с опаленной солнцем кожей и торчащими ежиком белобрысыми волосами, выпрямился. Но Босху бросился в глаза не только его рост: на поясе полицейского висела дубинка, ее конец облупился и был в царапинах, из-под черной краски блестел алюминий. Уличные громилы с гордостью носили потрепанное в сражениях оружие, демонстрируя его как недвусмысленное предупреждение. Этот коп, очевидно, крушил головы направо и налево. Значок над его нагрудным карманом сообщал, что фамилия полицейского – Пауэрс. Хотя сумерки сгущались, он смотрел на Босха сквозь солнцезащитные очки, и в стеклах отражались темнеющие оранжевые облака. Такие закаты напоминали Босху зарево пожаров, случившихся несколько лет назад.

      – Гарри Босх? – с легким удивлением проговорил Пауэрс. – Когда вы вернулись на службу?

      Прежде чем ответить, Босх присмотрелся к полицейскому. Он видел его впервые, но это ничего не значило: историю Босха прекрасно знали в Голливудском отделении полиции.

      – Только что. – Он не протянул руки: на месте преступления не принято обмениваться рукопожатиями.

      – Значит, первое расследование с тех пор, как снова при деле?

      Босх вынул сигарету и закурил. Курение в Голливудском отделении полиции не одобрялось, но его это не волновало.

      – Вроде того. Кто на месте преступления?

      – Эдгар и новенькая. Как ее там…

      – Райдер?

      – Мне без разницы.

      Босх не стал развивать тему. Он догадывался, что скрывалось за презрительной позой патрульного. Не важно, что Кизмин Райдер обладала блестящими способностями и слыла опытным детективом. Пауэрсу на это наплевать, даже если бы Босху вздумалось просвещать его на сей счет. Полицейский полагал, что носит синий мундир, а не значок детектива по одной лишь причине: в эпоху продвижения женщин и представителей национальных меньшинств по служебной лестнице ему не повезло родиться белым мужчиной. Это болячка, которую лучше не расчесывать и оставить в покое.

      Он расценил молчание Босха как несогласие и недовольно буркнул:

      – Они сказали, что, когда приедут Эмми и Сид, их можно пропустить. Наверное, покончили с делом. Так что вы тоже можете проехать, а не топать пешком.

      Босх не сразу сообразил, что речь идет о судмедэксперте и криминалисте отдела технических экспертиз. Полицейский упомянул о них так, словно эту парочку пригласили на пикник.

      Босх бросил на землю недокуренную сигарету и тщательно растер подошвой. Не хватало еще в свой первый день возвращения на детективную стезю стать причиной пожара.

      – Лучше прогуляюсь. Что насчет лейтенанта Биллетс?

      – Пока не появлялась.

      Босх шагнул к машине и через открытое окно достал кейс. Затем снова приблизился к Пауэрсу:

      – Вы его нашли?

      – Я. – Полицейский явно гордился собой.

      – Как вам удалось открыть машину?

      – У меня всегда при себе линейка. Просунул за стекло и открыл, потом заглянул в багажник.

      – Почему?

      – Запах. Несло так, что все стало ясно.

      – Надевали перчатки?

      – Нет. Не было при себе.

      – До чего-нибудь дотрагивались?

      Пауэрс на мгновение задумался.

      – До дверной ручки, до замка багажника.

      – Эдгар или Райдер сняли с вас показания?

      – Нет.

      Босх кивнул:

      – Вот что я вам скажу, Пауэрс. Понимаю, вы гордитесь собой. Но в следующий раз не открывайте машину. Все мы хотим быть детективами, но не каждый им становится. Подобные действия осложняют работу на месте преступления, и вы прекрасно об этом знаете.

      Босх заметил, как побагровело лицо полицейского и на скулах натянулась кожа.

      – А я вам вот что отвечу, Босх. Если бы я просто сообщил, что обнаружил подозрительный автомобиль, от которого несет так, что в нем как пить дать спрятали жмурика, вы бы заявили: «Что там опять мудрит этот Пауэрс?» – и оставили бы труп догнивать под солнцем, пока от вашего места преступления не остался бы пшик.

      – Вероятно, вы правы. Но это был бы наш прокол, а не ваш. Мы еще не успели начать, а вы уже путаете нам карты.

      Полицейский разозлился, но промолчал. Босх, готовый продолжить спор, немного подождал и произнес:

      – А теперь, будьте любезны, приподнимите ленту и позвольте мне пройти.

      Пауэрс отступил к ленте. Босх дал бы ему на вид лет тридцать пять. Самодовольно-развязная манера