Поход в книжный магазин не особенно повысил настроение Бена. Хотя в итоге он выбрал парочку детективов о братьях Харди, она видела, с каким обреченным видом он встал в очередь в кассу. По пути домой Бен открыл одну из книг и притворился, что читает. Бет была почти уверена, что он сделал это нарочно, чтобы избавиться от ее бесчисленных вопросов и не изображать поддельную радость в преддверии ночи в доме отца. В десять лет мальчик уже удивительным образом научился предугадывать ее действия.

      Ее страшно раздражало, что он не любит ездить к отцу. Она посмотрела, как он вошел в дом, зная, что он направляется в свою комнату собирать вещи. Вместо того чтобы последовать за ним, она села на ступеньках веранды и в тысячный раз пожалела о том, что не может принять волевое решение. Все еще стояла жара, и, судя по скулению, доносившемуся из питомника, собаки тоже тяжело ее переносили. Она прислушалась, надеясь уловить признаки присутствия Наны в доме. Если бы она была на кухне, когда вошел Бен, она точно услышала бы ее. Нана постоянно создавала шум. Не из-за инсульта, а потому что такова была от природы. В семьдесят шесть она вела себя как в семнадцать: громко смеялась, подбрасывала блины лопаткой, когда готовила, обожала бейсбол и включала радио на полную громкость, так что закладывало уши, когда по волне Эн-пи-ар включали что-нибудь из эры биг-бэнда[6]. «Такая музыка не растет, как бананы, ты же знаешь». До самого инсульта она носила резиновые сапоги, комбинезоны и огромную соломенную шляпу почти каждый день, топая по двору и обучая собак идти рядом, или прибегать по зову, или оставаться на месте.

      Много лет назад вместе с мужем Нана могла научить их почти всему. Вместе они разводили и дрессировали охотничьих собак, собак-поводырей для слепых, собак, умеющих искать наркотики, для полиции, и сторожевых собак для охраны дома. Теперь все было не так, она занималась подобной работой лишь изредка. Не потому, что не знала, что делать, – она все равно по большей части занималась дрессурой сама. Просто на дрессировку сторожевой собаки уходило четырнадцать месяцев, и Нана, которая за три секунды могла полюбить даже белку, очень переживала, едва приходило время отдавать собаку. А когда рядом не оказалось дедушки, который говорил: «Мы уже его продали, так что у нас нет выбора», – Нана поняла, что ей проще свернуть бизнес.

      И Нана открыла популярную школу послушания для собак. Люди привозили собак на пару недель – в собачий лагерь для новобранцев, как говорила Нана, – и она учила их сидеть, лежать, оставаться на месте, приходить по зову хозяина и