пурпурные вершины предо мною

      воздвиглись! И младенческая грудь

      таким восторгом и такой тоскою

      стеснилась! И какой-то долгий путь

      открылся, звал, и плыло над рекою,

      в реке дробилось, и какой-нибудь

      искал я выход, что-то надо было

      поделать с этим! И, пока светило

      огромное всходило, затопив,

      расплавив мост над речкой, я старался

      впервые в жизни уловить мотив,

      еще без слов, еще невинный, клялся

      я так и жить, вот так, не осквернив

      ни капельки из этого!.. Менялся

      цвет облаков немыслимых. Стоял

      пацан босой, и ветер овевал

      его лицо, трепал трусы и челку…

      Нет. Все равно. Бессмысленно. Прощай.

      Сейчас я кончу, прохрипев без толку:

      «Поэзия!» И, в общем, жизнь прошла,

      верней, проходит. Погляди сквозь щелку,

      поплачь, посмейся – вот и все дела.

      Вода смывает жалкие листочки.

      И для видений тоже нет отсрочки –

      лирический герой встает с толчка,

      но автор удаляется. Ни строчки

      уже не выжмешь. И течет река

      предутренняя. И поставить точку

      давно пора. И, в общем, жизнь легка,

      как пух, как пыль в луче. И нет отсрочки.

      Прощай, А. Х., прощай, мой бедный друг.

      Мне страшно замолчать. Мне страшно вдруг

      быть поглощенным этой немотою.

      И ветхий Пушкин падает из рук.

      И Бейбутов тяжелою волною

      уже накрыт. Затих последний звук.

      Безмолвное светило над рекою

      встает. И веет ветер. И вокруг

      нет ни души. Один лишь пес блохастый

      мне тычется в ладонь слюнявой пастью.