Очередная композиция в плей-листе еще не зазвучала, и тишина застала нас врасплох. Молчание явно затягивалось, вопрос повис в воздухе, словно занесенный для расправы меч.

      – Дверь в ванную там, – довершила я ранее начатую фразу.

      – А это что такое?

      Стены соседней комнаты закрывают соединенные натянутыми цветными нитями вырезки из газет, карты и фотографии, перемежаемые клейкими стикерами для заметок с написанными от руки вопросами. С фотографий смотрят недвижные глаза незнакомцев, заголовки вопят: «Пропал!», «Самолет бесследно исчез с радаров».

      Представляю, что обо мне думает парень. Отлично представляю.

      В середине композиции – газетная статья с фотографией небольшого самолета, белую обшивку режут ровно пополам две красные полоски. Ниже – фотографии двух членов экипажа и семи пассажиров.

      Я молчу, парень поворачивается и, глядя на меня, спрашивает:

      – Тот пропавший самолет?

      Я нехотя киваю.

      – Ты… это у тебя по работе?

      Я хватаюсь за протянутую соломинку и лгу:

      – По работе, да.

      – Ну да, ты же сказала, журналисткой работаешь. – В голосе чувствуется явное облегчение, он уже не выглядит таким настороженным. – А я помню, что писали про тот рейс. Они на Фиджи летели, да? Самолет пропал. Исчез с радаров. Никто его больше не видел. Ни сигналов, ни обломков. Чертовщина какая-то.

      Я продолжаю молчать.

      – Вроде в прошлом году?

      – Два года назад.

      Два года и шесть дней.

      – Что тогда только ни говорили: самолет захватили террористы, пилот задумал покончить с собой… Ты ведь это самое и расследуешь?

      – Угу, – односложно мычу я.

      – А ты всегда берешь работу домой? – В голосе парня снова недоверие. – У тебя тут офис или?..

      Я довольно долго молчу и наконец выдаю:

      – Или.

      Похоже, он начинает что-то подозревать. Еще раз оглядывает фотографии, потемневшие на краях газетные вырезки, пожелтевшие прямоугольники липкой ленты, снова поворачивается ко мне. На лице парня написана тщетная