***

      Иван открыл глаза. Нет, это не дым, просто пелена перед глазами, но пушки в голове грохотали. «Реанимация», – догадался Иван, – «Жив. Подушки безопасности сработали». Он повернул голову налево, на соседней кровати лежала Кристина. Жива! Движения утомили Ивана, он закрыл глаза и стал погружаться в туман. Гул сражения в голове утих. Зато появился голос, он срамил, взывал к совести, Ивану стыдно слушать его, стыдно, что бежали из Климентьевского острога.

      – Не стыдно, казаки, видеть белых польских орлов на православном храме? Католики в православном храме!

      Со Вшивой горки от церкви великомученика Никиты хорошо было видно, как вдалеке за рекой на храме Папы Римского Клемента развевались красные стяги с белым польским орлом.

      Иван знал, кто взывает к совести казаков. Это Авраамий, келарь Троицко-Сергиева монастыря. Он стоял на телеге, крытой попонами и пытался уговорить казаков опять перейти в брод Москву-реку и отбить острог у поляков.

      – Где ваша слава, казаки? Померкла? Не ваши ли деды-прадеды Казань брали? А вы в карты да в зернь играете в то время, как ваши православные братья чашу смертную пьют!

      – Что зря кричать, келарь? – отвечали ему казаки. – Вот наши придут, и мы ударим.

      – Каких ещё наших вы ждёте, казаки? Наши не придут, наши все здесь. Князь Пожарский собирает воев у Ордынского брода, Кузьма Минин ведёт с Воронцова Поля дворян князя Трубецкого. Остальные из войска православного прячутся за печами, в лопухах да крапиве, и нападают на проклятых католиков-ляхов гетмана Ходкевича. И только вы в карты да в зернь играете и не хотите постоять за веру православную!

      – Мы наги и нищи, – кричали казаки, – жалованья давно не было.

      – А в зернь играть деньги есть, – упрекнул Авраамий и поднял два перста к небу. – Вот! Князь Дмитрий Михайлович сказал мне, что если веры и совести у казаков окажется недостаточно, то дать вам злато-серебро, что прислала моя братия с Троицкого монастыря.

      Аврамий соскочил с телеги, откинул попоны и отошёл в сторону. Перед глазами казаков на летнем полуденном солнце засверкало серебро. Вздох удивления вырвался у казаков.

      К телеге подошёл яицкий атаман Неждан Нечаев, стал рассматривать серебряный лом, брать в руки.

      – Так это же потир, а это кадило, а это оклад с иконы. Это что такое, келарь? Серебро монастырское?

      – Последнее решили братия мои положить на алтарь победы, ничего не жалеть.

      – Что, браты, казаки, – закричал Неждан, – у нас и вправду совести и веры не оказалась? Я серебро церковное в оплату не возьму, грех. И так у меня грехов как на собаке блох. А самый большой брать не буду, нет. В острог ляхи обоз завезли для тех бедолаг голодающих, что в Кремле засели. Добычи хватит, браты. Ляхи думают, что они нас разбили, а нас без хрена не сожрёшь. Айда на острог! Ванька Бык, что молчишь? Скажи что-нибудь.

      Ванька