Кровавое приданое. С. Т. Гибсон
Читать онлайн книгу.
чейками потечет по полу нашей спальни. Но подобные нам живут долго. И в этом мире больше нет ужаса, который смог бы меня поразить. В какой-то момент даже собственная смерть начинает казаться в некотором смысле неизбежной.
Я знаю, ты любил нас всех – по-своему. Магдалену за ее великолепие, Алексея – за миловидность. Но я стала тебе невестой во время войны, стала твоей верной Констанцей, и ты любил меня за волю к жизни. Ты вкрадчивыми речами извлек из меня это упорство и раскрошил его в руках, оставил меня лежать на столе своей мастерской, словно иссушенную куклу, пока готовился к тому, чтобы меня починить.
Ты любовно наполнил меня своими наставлениями, зашил мои раны нитями своего любимого цвета, научил меня ходить, говорить и улыбаться так, чтобы тебе это нравилось. Сначала я была очень счастлива в роли твоей марионетки. Очень счастлива, что ты выбрал меня.
Даже к одиночеству со всеми его пустотой и холодом привыкаешь настолько, что мнишь его другом.
Я пытаюсь объяснить, почему я так поступила. Кажется, для меня это единственный способ выжить, и, надеюсь, мое стремление к жизни даже теперь вызвало бы у тебя гордость.
Боже. Гордость. Может быть, я больна, раз все еще думаю о тебе с нежностью после всей пролитой крови и нарушенных обещаний?
Не важно. Это единственный способ. Написать подробный пересказ нашей совместной жизни от ее трепетного начала и до жестокого конца. Боюсь, я сойду с ума, если не оставлю после себя каких-нибудь записей. Если я все запишу, то не смогу убедить себя, будто ничего не было. Не смогу сказать, что ты этого не желал, что все было лишь ужасным сном.
Ты научил нас не чувствовать вины, научил радоваться, когда мир призывает носить траур. А потому мы, твои невесты, поднимем бокалы за тебя и за твое наследие, мы будем черпать силы в любви, которую с тобой разделили. Мы не поддадимся отчаянию, пусть даже простирающееся перед нами будущее будет голодным и полным неизвестности. А я, со своей стороны, буду вести записи. Не для твоих и не для чьих-либо еще глаз, а для того, чтобы успокоить собственный разум.
Я опишу тебя таким, каким ты был на самом деле, – не изображением на древнем витраже, не горящим в нечестивом огне. Из-под моего пера ты выйдешь лишь мужчиной, в равной мере нежным и жестоким, и, возможно, тем самым я оправдаюсь перед тобой. Перед совестью, не дающей мне спать.
Это мое последнее любовное письмо к тебе, хотя некоторые назвали бы его признанием. Полагаю, и то и другое в некотором смысле жестоко: записывать слова, которые обожгут собой воздух, если произнести их вслух.
Если ты все еще слышишь меня, где бы ты ни был, моя любовь, мой мучитель, услышь это.
У меня никогда не было намерения убивать тебя.
Во всяком случае, не в начале.
Ты пришел, когда мне уже нанесли смертельный удар и у меня из легких вырывались последние слабые вздохи. Пьяные голоса поющих захватчиков долетали ко мне по ветру, а я лежала в пропитанной кровью грязи, слишком измученная, чтобы позвать на помощь. Горло охрипло от дыма и крика, а тело обмякло, превратившись в покрытый синяками мешок раздробленных костей. Никогда до того я не испытывала подобной боли и никогда более не испытаю ее.
На войне нет места доблести, она груба и отвратительна. Немногих выживших в резне умерщвляет природа.
Когда-то я была чьей-то дочерью; деревенской девушкой с достаточно крепкими руками, чтобы помогать отцу в кузнице, и достаточно острым умом, чтобы подсказывать матери, что купить на рынке. Мои дни определяли небесный свет и повседневные заботы, в том числе еженедельная месса в нашей крошечной деревянной церкви. Мое существование было бедным на события, но счастливым, полным бабушкиных страшных сказок у очага и надежд на то, что однажды я стану хозяйкой в собственном доме.
Интересно, прельстился бы ты мной, найди ты меня такой: бойкой, любимой и живой?
Но ты, мой господин, нашел меня в одиночестве. Избитую настолько, что я стала лишь тенью себя прежней, на пороге смерти. Словно судьба подала меня тебе – банкет, перед которым невозможно устоять.
Ты бы заявил, что тебя привлекли мои перспективы, мой потенциал.
А я заявляю, что это была уязвимость.
Я услышала тебя еще до того, как увидела: звон твоей кольчуги и хруст обломков под твоими ногами. Бабушка всегда говорила, что подобные тебе, спускаясь на поля сражений, чтобы пировать павшими, не издают ни звука. Тебе полагалось быть сотканным из дыма ночным кошмаром, а не человеком из плоти и крови, который оставляет следы в грязи.
Когда ты опустился рядом со мной на колени, я вздрогнула, потратила последний остаток сил на то, чтобы отшатнуться. Твое лицо скрывала ночная мгла, но я все равно оскалила зубы. Я не знала тебя. Знала лишь, что выцарапала бы глаза любому, кто еще раз прикоснется ко мне, если бы меня не предали сведенные судорогой пальцы. Меня избили и оставили умирать, и все же забирать меня пришла не смерть.
– Столько ярости и злобы, –