Никогда за все то время, что я с Максимом, мы не проводили столько времени вместе. В этом было особое острое удовольствие, и иногда я совершенно забывала о том, что это не тот Макс, который был со мной всегда, что он совершенно другой, и могла взять его за руку или вдруг неожиданно для себя самой прижаться к его плечу в машине. Но он всегда вздрагивал и невольно отстранялся от меня. Я физически чувствовала, как мой муж напрягается изнутри от этих проявлений близости. Они для него настолько неестественны, что ему стоит огромного усилия воли сдерживаться, чтобы не оттолкнуть меня. Нет, я конечно, видела, что он меня хочет. Даже больше – я это чувствовала каждой клеточкой своего тела. О, он умел это показать одним взглядом или намеком. А меня бросало в кипяток от этих потемневших глаз и трепещущих крыльев идеального носа, от подёргивания верхней губы и напряжения в сжатых челюстях. Но если для Максима мои проявления нежности были слишком, то для меня сейчас было слишком всё, что касалось секса с ним. От одной мысли об этом меня одновременно пронизывало и диким бешеным возбуждением, и в то же время настолько сильным внутренним сопротивлением, что последнее заглушало даже едкий и невыносимый голод по его ласкам. Он это чувствовал так же, как я чувствовала его напряжение.

      После того диалога в его кабинете, когда я сорвалась вместе с ним и покатилась в свою собственную бездну адской зависимости от его прикосновений и неумолимой, настойчивой похоти, я боялась, чтобы это не повторилось снова. В тот момент я чувствовала, что нужна ему. Необходима, как воздух, как глоток кислорода. Это заглушило доводы разума, и