Не было раньше у этой реки имени, но путники, которые выходили к ней, прозвали её Тёплой, так как зимой река чудесным образом не замерзала. Лишь в самые жестокие зимы покрывался хрупким ледком её быстрый поток. Жили на её берегах, как и везде прежде, колдуны суми. Мало кто из них в действительности знал чары, но гёты, пришедшие сюда на ладьях и основавшие вдоль берега моря и рек свои поселения, не разбирались в укладе старожилов. Всех без разбору называли колдунами да страшились, а со страху убивали и гнали прочь.

      Не было никогда раньше у реки имени, но всегда была у неё душа. Живая, человеческая. Ушли колдуны суми вглубь лесов, подальше от морей, откуда приходили чужаки. Ушли, но порядки свои оставили.

      Недолго пустовали берега лесной реки. Частенько к ней выходили путники, идущие к Онаскану. А так как зимой пройти по реке было нельзя, переселенец Йорген решил построить переправу в самом глубоком месте реки. Края тут всегда были дивные. Лес являлся домом для неисчислимых диких стад и птичьих стай. Он дарил дерево для постройки жилья и лодок, орехи в пищу и ягоды, сок которых, если перезреют, становился сладким и пьянящим.

      Йорген поставил на берегу дом и обнёс его частоколом. Принялся переправлять с одного берега на другой заплутавших путников да жителей близлежащего поселения, которые шли в Онаскан. Когда, уже стариком, Йорген умер, его сыновья Хаук и Льёт, вернувшись из походов да принеся с собой знатную добычу, продолжили дело своего отца.

      Тем и кормилась семья, жившая тут несколько десятилетий: охотилась, собирала орехи и ягоды, рыбачила да на лодках переправляла скитальцев. Оттого и стоят по сей день на берегу у серой песчаной полосы старый дом и высокий частокол, защищающий от волков и кабанов, а у воды сложены две лодочки-долблёнки.

      Только семья, прежде большая, теперь состояла из двух человек – отца-старика и его дочери Ингрид. Отец ходил на охоту, рыбачил, и сухое, худое, но сильное тело его само было как тетива или леса. Дочь же его была высока и крепка. Плечи, как у иного мужа, – широкие и сильные, лицо твёрдое, спокойное. Только шрам на губе превращал её улыбку в недовольную гримасу. А улыбалась она редко – бывало, запрыгнет в лодку рыба, Ингрид и засмеётся, мол, глупая ты, воду с деревом путаешь. Или пройдёт по берегу белый жеребец с рогами оленя – проводит его Ингрид долгим восхищённым взглядом. Конь