Федор Шаляпин. Царь русской оперы. Лев Вениаминович Никулин
Читать онлайн книгу.
Писал и наговаривал историю своей жизни с той же неуемной силой, с какой пел. Субъективно и страстно, с бурными фантазиями. Он хотел, чтобы получилась «биография моей души и моего искусства». Шаляпин так и назвал книгу – «Маска и душа». Ее сразу перевели на несколько европейских языков, выпускали и в СССР, правда, после смерти певца. Это и сегодня – классика жанра.
Говорили, что Шаляпин, как в сказке, трижды разорялся, начинал с нуля – и трижды ему удавалось снова схватить за хвост птицу счастья. Свой голос он не берег никогда. Любил ухарство напоказ – это воспринимали как часть шаляпинского образа, который ухватили художники – Борис Кустодиев, Валентин Серов. Певец смолил папиросы, в морозные дни мчался на тройках в шубе нараспашку. После 50-ти голос Шаляпина стал терять краски и звучность. Иван Бунин вспоминал, как однажды, в Париже, певец, пригласив писателя на завтрак, завел граммофон и «стал ставить напетые им в прежние годы пластинки и слушал самого себя со слезами на глазах, бормоча: – Неплохо пел! Дай бог так-то всякому!» Жаль, что граммофонные пластинки – особенно с годами – всё хуже передают оттенки шаляпинского пения. А всё равно слышно – несравненный артист оперы.
Памятник великому певцу в Москве
Он умирал не только от неизлечимой болезни крови, но и от тоски. Шаляпин уверял друзей: «Живи я сейчас в России, на даче, где пахло сосной, я бы выздоровел». В Париже, весной, 12 апреля 1938 года, он прошептал: «Тяжко мне… Где я? В русском театре? Чтобы петь, надо дышать, а нет дыхания… За что я должен страдать? Я пропадаю». Он столько раз прощался с жизнью на сцене, но эти, последние, слова произнес по-особенному. Тихонько, для себя самого.
После смерти певца в «Известиях» вышел бестактный некролог, который подписал солист Большого театра Марк Рейзен: «В расцвете сил и таланта Шаляпин изменил своему народу, променял Родину на длинный рубль. Все его выступления носили случайный характер. Громадный талант иссяк уже давно». А ведь Рейзен – замечательный бас – всю жизнь не без успеха копировал шаляпинские интонации. Но прошло несколько дней – и газета извинилась «за выражения о творчестве Шаляпина, недопустимые в советской печати». Многие подозревали, что резкость Рейзен не пришлась по душе «лучшему другу музыкантов», и именно Сталин настоял на перемене официального отношения к Шаляпину. О том, что царь русской оперы умер в эмиграции, постарались забыть. В нем снова видели эталон актера и певца. И это навсегда. Кого бы сегодня ни называли «золотым голосом России», Шаляпина заменить невозможно. Он – звезда, которая не погаснет и не потускнеет. Звезда ершистая, вовсе не смиренная, часто несправедливая. Но такие лицедеи рождаются раз в сто лет. Их игра выше самого образцового театра, Шаляпин можно воспринимать только в одном ряду с Пушкиным, с Мусоргским, с Суриковым…
Быть может, это прозвучит банально, но – только на первую пробу. Уверен: не поняв и не полюбив искусство Шаляпин, невозможно до конца понять Россию.
Эту