Они приехали на озеро, как только Ави исполнился год и он перестал плакать в аэрокреслах. В прогнозе был сильный ветер и дождь, но это был единственный день перед длинными выходными, когда у Эштона почти не было пациентов. На выходные они должны были поехать к его родителям, и Мия сказала, что перед этим им надо надышаться свободой и радостью. Она так и сказала – «надышаться свободой и радостью», как будто они собирались провести длинные выходные в тюрьме, и Эштон впервые по-настоящему разозлился на нее – тем сильнее, что в глубине души был с нею совершенно согласен.

      Выбравшись из модного района жилых небоскребов, старенькое аэротакси нырнуло в низкие облака и поползло на северо-западную окраину мегалополиса, иногда обливаясь мелким занудным дождем. Мия держалась за аэрокресло, в котором посапывал Ави, и упорно молчала, глядя на серую хмарь за окном. Эштон, насупившись, листал бессмысленные окошки в коммуникаторе и с каждой минутой всё сильнее жалел, что вообще согласился ехать.

      Когда они добрались наконец до озера, дождя уже не было. Среди рваных облаков то и дело вспыхивало солнце, освещая смятую ветром поверхность воды, похожую на жатый шелк. Зависшее высоко над водой аэротакси ощутимо раскачивалось при каждом порыве ветра. Даже из окна смотреть на всё это было холодно, но ни один из них уже не был готов отступить. Мия скинула обувь, открыла люк и, цепляясь платьем за края круглого отверстия, полезла на крышу. Эштон медленно расшнуровал ботинки и аккуратно поставил на пол, слушая, как по крыше аэромобиля стучат голые Миины пятки, и почти надеясь, что ей надоест его ждать и она спрыгнет в воду сама.

      Он все-таки вылез наверх. Мия сидела на краю крыши, обняв коленки и уткнувшись в них подбородком. Ветер надувал ей платье, хлопая им, как парусом; испугавшись, что ее сейчас сдует в воду, Эштон быстро шагнул к ней, ловя непослушную ткань руками. Тогда Мия обернулась к нему – впервые с тех пор, как они вышли из дома, – и сказала:

      – Как-то страшно.

      Ветер бросил ей в глаза горсть ее же рыжих кудрей, и она зажмурилась, наморщив нос в беззащитной детской улыбке. Эштон опустился рядом и обнял ее, крепко прижав к себе вместе с хлопающим на ветру платьем. Она потерлась щекой о его плечо, отплевываясь от прилипших волос.

      – Мы же не обязаны прыгать, – сказал Эштон. – Можем просто посидеть здесь, а потом уехать.

      Он почувствовал, как Мия покачала головой у него на плече.

      – Ты не понимаешь, – сказала она. – Мы должны.

      – Кому? – с профессиональным занудством спросил Эштон.

      – Дурак, – сказала