Обеих вас я видел вместе —

      И всю тебя узнал я в ней…

      Та ж взоров тихость, нежность гласа,

      Та ж прелесть утреннего часа,

      Что веяла с главы твоей!

      И всё, как в зеркале волшебном,

      Всё обозначилося вновь:

      Минувших дней печаль и радость,

      Твоя утраченная младость,

      Моя погибшая любовь!

      Как над горячею золой

      Дымится свиток и сгорает,

      И огнь, сокрытый и глухой,

      Слова и строки пожирает,

      Так грустно тлится жизнь моя

      И с каждым днем уходит дымом;

      Так постепенно гасну я

      В однообразье нестерпимом!..

      О небо, если бы хоть раз

      Сей пламень развился по воле,

      И, не томясь, не мучась доле,

      Я просиял бы – и погас!

      От жизни той, что бушевала здесь,

      От крови той, что здесь рекой лилась,

      Что уцелело, что дошло до нас?

      Два-три кургана, видимых поднесь…

      Да два-три дуба выросли на них,

      Раскинувшись и широко и смело.

      Красуются, шумят, – и нет им дела,

      Чей прах, чью память роют корни их.

      Природа знать не знает о былом,

      Ей чужды наши призрачные годы,

      И перед ней мы смутно сознаем

      Себя самих – лишь грезою природы.

      Поочередно всех своих детей,

      Свершающих свой подвиг бесполезный,

      Она равно приветствует своей

      Всепоглощающей и миротворной бездной.

      На древе человечества высоком

      Ты лучшим был его листом,

      Воспитанный его чистейшим соком,

      Развит чистейшим солнечным лучом!

      С его великою душою

      Созвучней всех на нем ты трепетал!

      Пророчески беседовал с грозою

      Иль весело с зефирами играл!

      Не поздний вихрь, не бурный ливень летний

      Тебя сорвал с родимого сучка:

      Был многих краше, многих долголетней

      И сам собою пал – как из венка!