Гостиница, куда заселилась семья, называлась «Комфорт», но честнее было бы назвать ее, скажем, «Сон», потому что комфорт здесь можно почувствовать, если только во сне. Во сне можно не заметить ни текущего крана, который отбивает ритм исключительно не в такт (два раза капнет, потом третий пропустит, потом еще пять раз подряд – как тут уснешь), ни шумных соседей, обложивших с двух сторон музыкой и дымом от мангала, ни даже пауков в шкафу. Хотя Ролик был уверен, что пауки обязательно явятся к нему в самой середине сна вместе с той ужасной лохматой многоножкой из ванной, но ведь это будут сонные пауки и сонная многоножка, которые на комфорте в итоге никак не сказываются. А вот родителям повезло меньше – в их комнате обитали комары, причем не сонные, а реальные – назойливые и кусачие, спать не дающие, а потому им некуда было деться от крана, соседей и даже песка в постели. Насчет песка Ролик согласился с Марком – это скорее их общая вина, но от этого признания комфортнее стало только совести. Прокрутившись несколько раз вокруг собственной оси, словно сосиски в панировке, они по очереди схватились за противоположные концы простыни и потащили ее на балкон. Ветер тут же подхватил их белый пузырящийся парус, так что мальчики едва не выпустили его из рук, и все песчинки обреченно полетели со второго этажа вниз на землю.

      – Ой! У меня же там маленькая ракушечка была, – спохватился Марк, провожая взглядом песчаный поток, – Блестящая такая. Счастливая, с отверстием. У крепости нашел, хотел домой забрать, как напоминание о первом дне, – он шумно вздохнул, потом добавил, почему-то шепотом. – Ладно уж… пошли стелить…попробуй ее сейчас найди.

      Ролик подошел к клетке Пьера, прижался к ней носом и прошептал:

      – Тебе грустно, правда? Скучаешь по Розе Васильевне? Я тоже… Не знаю, почему она отдала тебя мне. Только я верю – она никогда не сделала бы чего-то… чего-то такого, чтоб тебе было плохо.